Потерянный и возвращенный мир. История одного ранения (сборник). Александр ЛурияЧитать онлайн книгу.
уровня изысканности и простоты, о котором 50 лет назад и мечтать было невозможно.
Отличительная черта его подхода, отчетливо различимая уже в первых работах и впоследствии ставшая основной нитью всех его исследований, есть представление о том, что даже самые элементарные функции мозга и психики не являются по своей природе исключительно биологическими образованиями – они обусловлены опытом индивида, его взаимодействиями со средой, определяются культурой; он полагал, что способности человека невозможно изучить или понять изолированно, их следует понимать лишь в контексте его жизни и формирующих влияний. Эту «социальную» точку зрения, лежащую в основе его подхода, он разделял со своим выдающимся учителем Львом Выготским, и Лурия часто говорил о том, что своими работами он продолжает дело Выготского. Среди тех, кто в разное время оказал более или менее значительное влияние на Лурию, необходимо отметить Фрейда и Павлова, однако прежде всего он оригинально и независимо мыслящий ученый.
Его ранние исследования, посвященные развитию речи и мышления ребенка, игре, а также кросс-культурные исследования познавательного развития действительно были по своей сути «выготскианскими». Однако позже, чувствуя, что изучение развития психических функций должно быть подкреплено исследованиями их нарушения, Лурия обратился в конце 30-х гг. к классическому методу клинического анализа, которому он и посвятил всю свою остальную жизнь. Анализ влияний поражений мозга (таких как травма, инсульт или опухоль) на восприятие, память, воображение, речь, мышление, т. е. на все психические особенности больного, издавна составлял основной метод в неврологии. Однако благодаря предложенным Лурией принципиально новым идеям и подходам к изучению мозга и психических функций были открыты новые способы понимания неврологических процессов, способы, которые содержали в себе также и потенциальную возможность коррекции дефекта (в отличие от «старой» неврологии, у которой не было возможности делать что-либо практически).
Вторая мировая война с ее трагически большим числом случаев грубых повреждений мозга поставила для новой нейропсихологии гигантский эксперимент, и книга Лурии «Восстановление функций мозга после военной травмы» отражает то новое понимание и те надежды, которые появились в связи с лечением этих больных. После войны его исследования, в особенности направленные на изучение последствий мозговых аневризм и травм (этих «ранений» мирного времени), расширились, стали более углубленными и точными, привели к накоплению наиболее исчерпывающих экспериментальных данных о языке, памяти, восприятии, воображении, логическом мышлении – всех тех функциях, которые образуют психику или являются ее составной частью. Эти исследования отражены в ряде наиболее значимых книг: «Мозг и психические процессы», «Травматическая афазия», «Основные проблемы нейролингвистики», «Нейропсихология памяти» – и в самой фундаментальной работе – «Высшие корковые функции человека».
Все это грандиозная, «классическая» сторона творчества Лурии, но есть еще и другая, не менее важная сторона: он любил называть ее романтической наукой. Лурия противопоставляет «классическую» и «романтическую» науки следующим образом: «Классические ученые – это те, которые рассматривают явления последовательно по частям. Шаг за шагом они выделяют важные единицы и элементы, пока, наконец, не сформулируют некие абстрактные общие законы… Один из результатов такого подхода – сведение живой действительности со всем ее богатством деталей к абстрактным схемам. Свойства живого целого при этом теряются, что побудило Гёте написать: „Ведь каждая теория сера, но зеленеет вечно древо жизни“.
Иными чертами, подходами и стратегией отличаются „романтические“ ученые. Они не идут по пути редукции реальности к абстрактным схемам, что является руководящей идеей классической группы. Романтики в науке не хотят ни расчленять живую реальность на ее элементарные компоненты, ни воплощать богатство конкретных жизненных событий в абстрактных моделях, которые теряют свойства самих явлений. Величайшее значение для романтиков имеет сохранение богатства конкретных событий как типовых, и их привлекает наука, сохраняющая это богатство» (Этапы пройденного пути. М., 1982. С. 167).
Это понятие «романтической» науки, которым он был увлечен с самых ранних лет своей жизни, в полной мере нашло свое выражение только в последние годы его жизни в двух удивительных «неврологических новеллах»: «Маленькая книжка о большой памяти» и «Потерянный и возвращенный мир».
Когда появился «Потерянный и возвращенный мир», эта книга настолько взволновала меня, что я написал на нее рецензию, которая превратилась в очерк о Лурии[2].
Еще большее волнение я пережил, когда получил от него ответ (получить письмо от Лурии было все равно, что получить письмо от Фрейда!), в котором среди прочего он описывал и свое отношение к собственной работе: «Честно говоря, мне самому очень нравится стиль „биографического“ исследования, типа работ о Шерешевском (мнемонисте) или о Засецком… Во-первых, потому, что это разновидность „романтической“ науки, которой мне хочется заниматься, а во-вторых, потому, что я категорически против формального статистического подхода, но за качественное
The mind of A.R. Luria // Listener. 1973. June 28.