Ветер с Варяжского моря. Елизавета ДворецкаяЧитать онлайн книгу.
а духота, так что под вечер у Вышеслава уже шумело в ушах и стены, увешанные яркими щитами, покачивались перед взором. Все это было знакомо и нудно: пиров он за свои восемнадцать лет нагляделся предостаточно и его гораздо больше занимал предстоящий поход. Как старшему Владимирову сыну Вышеславу раньше других братьев предстояло принять на плечи свою долю трудов. С тех пор как ему исполнилось двенадцать, он уже не раз сопровождал отца в ближних и дальних походах: бывал и в Хорватской земле, и у болгар, не раз участвовал в столкновениях с печенегами. Но так далеко на север он, родившийся за Варяжским морем и покинувший те края в возрасте всего лишь полутора лет, еще не забирался, и теперь его томили любопытство и нетерпение. Скорее бы в поход!
На дворе тоже было людно и шумно. Возле коновязи не оставалось свободного местечка, застоявшиеся лошади топтались на месте, чужие жеребцы злобно ржали друг на друга. Боярские отроки сидели прямо на земле, между княжьими хоромами и дружинными избами расхаживали словенские и киевские гриди. Многие покачивались на неверных ногах после долгого пира, где-то тянули песню, кто с полянским, кто со словенским выговором. Но все же здесь было посвежее, в глазах прояснилось. Вышеслав спустился с высокого крыльца, придерживаясь за пузатый резной столб, и побрел к дружинной избе.
Между клетями распоряжался тиун, совсем охрипший за день и отбивший ладони о затылки и загривки бестолковых холопов. До ночи было еще далеко, княжеских гостей надлежало угощать. С заднего двора с клубами дыма доносился запах горелой щетины – видно, опаливали свинью. Челядинцы волокли резать упирающегося барана, двое других катили бочонок.
Из погреба поднялась молоденькая девушка. Обеими руками она прижимала к груди большую корчагу киевской работы, с узким горлом и двумя большими ручками, и смотрела под ноги, боясь, видимо, наступить на подол. Вышеслав остановился: впервые за этот бесконечный утомительный день он увидел что-то приятное. Утром в гриднице он заметил вокруг княгини Малфриды нескольких дочерей новгородских бояр: они были разряжены в заморские шелка, убраны золотом из Византии и серебром из варяжских земель, но ни одна ему не понравилась. Он их и разглядеть-то толком не смог в шуме и толкотне. А эта девушка, как луговая ромашка, как молодая березка со свежей листвой – стройная, легкая, ловкая даже с неудобной тяжелой корчагой в руках, – показалась ему тем глотком свежего воздуха, которого он так жаждал.
Глядя под ноги, девушка не видела куда идет и едва не натолкнулась на Вышеслава. Охнув и крепче прижав к груди свое тяжелое сокровище, она отпрянула и вскинула глаза на парня.
– Ах, Мати Макоше! – воскликнула она и встряхнула головой, стараясь отбросить с лица тонкие прядки светло-русых волос. Легкие кудряшки вились у нее на висках, надо лбом, на шее, прихотливо выбивались из длинной толстой косы. – Вот непутевый! – упрекнула она Вышеслава. – Что стал на дороге? Или тебе в хоромах места мало?
Раньше словенский выговор, выдававший родство здешних жителей с чудью, смешил выросшего на Киевщине Вышеслава, но в устах девушки показался не смешным, а милым и красивым, будто песня. Не ответив, он посмотрел ей в лицо. Казалось, ничего особенного в ней нет, во всех славянских племенах живут такие девушки: сероглазые, темнобровые, румяные. Но от ее лица с немного вздернутым носиком веяло чем-то родным, приветливым, и, даже сердясь, она была хороша, словно сама богиня Леля.
– Что, совсем хмельной, с места сойти не можешь? – с сочувственным упреком спросила девушка. – Дотемна будешь стоять? Ну, стой, коли делать больше нечего.
Она хотела обойти Вышеслава, но он шагнул к ней, заступая дорогу.
– Давай донесу – уронишь, – предложил он, протягивая руки к корчаге.
Но девушка отстранилась.
– Не хворая, сама управлюсь! – строго сказала она. Видно, он был тут не первым. – Без помогальщиков обойдусь. Пусти!
– Экая ты сердитая! – Вышеслав улыбнулся. – Да не бойся, коли тиун забранится, я вступлюсь. Чья же ты? Здешняя?
– За меня и без тебя есть кому вступиться! Дай пройти, ждут меня!
Но Вышеслав не давал ей дороги. Чем больше он смотрел на нее, тем больше она ему нравилась, но тем больше он удивлялся. Заметив поначалу только небеленую, простенько вышитую по вороту рубаху и корчагу в руках, он решил было, что девушка из здешней челяди. Но теперь он разглядел, что руки девушки белы и нежны, а на запястьях блестят гладкие браслеты из серебра. На груди ее, загороженной ручками корчаги, Вышеслав заметил ожерелье из крупных медово-рыжих сердоликов с пятью подвесками из полновесных дирхемов. Для робы убор дороговат – ее саму можно за него купить.
– Мы тут три дня уже, что ж я тебя раньше не видал? – расспрашивал княжич. – Ты здешняя? Чья ты дочь?
– Так и не увидишь меня больше – и вам скоро уходить, и мне тоже! – отговаривалась девушка, все поглядывая через плечо Вышеслава на крыльцо. – Нездешняя я, из Ладоги, на днях меня отец домой увезет.
– Как тебя звать?
– Кто зовет, тот и знает, а ты много будешь знать – скоро состаришься. Дай пройти, не до зари же мне стоять здесь с тобой! Ты зачем в Новгород-то шел,