Учителя и М-ученики (Русь эзотерическая). Ольга Витальевна МансковаЧитать онлайн книгу.
мужик. Умный. Только… Я у него однажды спрашиваю, так, невзначай: что, мол, будет, если взять пружину, да всё сжимать её, сжимать … Ведь она, рано или поздно – ка-ак разожмётся! Так, мол, и с разного рода запретами, если сознание не готово. И – вообще, мол, хорошо тому, кто уже нагулялся вволю и дров уже поналомал. Тогда – видать, пора и о душе подумать. А как быть молодым и здоровым? Им – тоже закручивать все гайки? А что, если пружина потом возьмет – и ка-ак разожмется, и в результате получим полный загул! В общем, поговорили… Обиделся он сильно на меня.
– А у меня бывал, значит, здесь случай, – решил ответно поделиться Витёк. – Был тут в прошлом году один типуля… Он с мамой на Поляну ездит, она его в Магниты и втянула. А он, значит, без водки – совсем пропадает. Выпить ему хочется – хоть умри. Ему-то, однако, вообще-то пить совсем нельзя, потом поясню, почему. А я тогда не знал, какой он, когда выпьет. Он не рассказывал. Уломал он, в общем, меня, долго упрашивал, рубашку на груди рвал, придумай, мол, как достать, у тебя контакт есть с местными. А эзотерики, мол, не застукают, придет в лагерь уже трезвый, как стеклышко. Ну и, пошли мы с ним в поселок. А я как раз незадолго до того на грибное место натыкался. Грибов насобирали по дороге – жуть как много. Я до того было хотел эти грибы насобирать и одной местной бабе на продукты сменять, а тут человек просит, трубы у него горят… Местные, кстати говоря, редко кто в лес ходят почему-то. Я часто, значит, им грибы, ягоды притаскиваю. В общем, сменяли грибы наши на самогон. Ну, и напился же он тогда! Жуть! – Витёк вздохнул. – Я его потом с пыльной дороги сошкрябал, значит, да до лагеря эзотериков пёр на себе. А он всю дорогу соскальзывал, падал и матом ругался. Пёр я его, пёр… Сил, значит, совсем не осталось, но не бросать же парня посреди дороги. Да и жалко его стало…
В общем, стянул я с него весь негатив. На себя: иначе не умею. И чувствую: дерьма во мне теперь сидит – горы. Потом три дня оклематься не мог, всё в себя приходил. Ещё и грустно было до смерти: такая тоска взяла, что хоть ложись да помирай. А ещё и выворачивало наизнанку… А, что тут долго рассказывать – дерьмо оно дерьмо и есть. В общем, полегчало ему резко. Начал песни орать, стихи свои читать – он ещё и поэт, оказывается! В обнимку припёрлись в лагерь: он меня теперь не отпускал никак. Повис у меня на плечах, рукой за нос вцепился… Душу мне всё изливал, плакался. Стал под конец блаженный-блаженный, хоть икону пиши… Меня тогда из их лагеря изгнали с позором. Мол, сбил с пути человека, пьяница! Я, так сказать, не понял: пил-то кто? Он, получилось, без пяти минут святой, а я – совратитель, значит. Запрет наложили, чтобы я в их лагерь носу не казал. Можно подумать – я его с толку сбил, а его – хоть сбивай, хоть не сбивай – всё одно, – закончил Витек и шумно вздохнул.
Думая свою собственную думу и глядя в костер, Виктор продолжил гнуть свою тему:
– Ещё я к другому местному светиле ходил… Там, у себя в городе. Он всех на канал сажать любит. Уши, мол, зажмите, глаза закройте, и так и ходите подольше. Сутками – желательно. Ну, у людей и начинается… Иногда психушка забирает. Особенно, если народ, так сказать, предрасположенный попался. Одна