Второе рождение. Антон Николаевич ГеляЧитать онлайн книгу.
ей – как иллюстрация перерождения одного человека, полностью изменившего свою жизнь в наши дни.
Все персонажи настоящие. Все истории происходили с разными людьми, в разное время, в разных местах. Все истории с указанием точных мест и фамилий происходили именно там, где описано и с теми, кто указан.
Часть I. Знакомство с собой
Мартовский Вологодский снег был по-весеннему тёплым. Тёплый мягкий снег при лёгком морозе. Странное словосочетание для не знающего. Но те, кто долго живут в снежных широтах, знают, что когда идёт снег – это тепло. Да, бывает снег злой, холодный, колючий, с ветром и метелью, с градинками, как дробинами. У народов крайнего севера существует более сорока определений снега и льда разного вида. Но этот мартовский снегопад был по-весеннему тёплым. Отдельную снежинку можно было наблюдать несколько десятков метров, пока она опускалась на землю. И за это время она ни на сантиметр не отклонялась в сторону. Тяжёлые тучи висели сразу над крышами, чуть выше антенн пятиэтажек. В голову лезли самые разные мысли вместе с неуместными воспоминаниями…
Подставляя лицо таким непривычным снежинкам, Виктор с досадой и стыдом вспоминал те долгие блёклые дни, когда большую часть времени он просто сидел и отчаянно тосковал. Уныло и тускло было всё его существование. Он знал, что надо что-то делать, что-то менять, куда-то ходить, но что именно надо было делать – он не знал. В этой странной тоске дни проскакивали коротко и незаметно, безрезультатно, бессмысленно. За весь день Виктор успевал только несколько раз без желания поесть, иногда сходить в магазин, посмотреть два-три фильма.
Не испытывая физического утомления, подолгу не мог уснуть. Лежал в кровати, старался уснуть, но не мог. Засыпал незаметно уже с рассветом, просыпался поздно, после полудня, с тяжёлым чувством, как будто убил человека. С трудом заставлял себя вставать, в надежде, что этот день, оставшаяся его часть, будет лучше, чем прошедшие, что само по себе что-то произойдёт, случится, и он вырвется из этого бессмысленного состояния… Но день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем ничего не происходило.
Долги за коммунальные услуги росли по экспоненте в геометрической прогрессии. Случайных мелких заработков хватало на дешёвую еду и дешёвое паршивое пиво с мыльным вкусом.
Что-то надо было делать. Но с каждым днём сил что-то делать становилось всё меньше. Лень, тяжелейшая прокрастинация стала очень серьёзной проблемой. Непонимание смысла своего существования угнетало.
Сегодняшняя рефлексия не последняя, но с каждым разом она будет даваться всё легче. Она уже не мешает, не угнетает, не «вымораживает». Она просто есть. Возможно, со временем вовсе отпадёт, как отпали бессмысленные рассуждения о смысле существования и несовершенстве мира.
На контрасте с плаксивой рефлексией способность совершить решительное действие давало чувство превосходства над окружающими.
Виктор сильным, стремительным шагом вышел на тротуар с тропинки, отбросил под дерево веточку, которой прометал свои следы, которые и так занесло бы снегом, и с чувством свободы внутри пошёл к машине, которую оставил на парковке около торгового центра. По дороге до машины во дворах многоэтажных домов Виктор два раза сменит обувь. Один раз переоденет шапку. Один раз снимет верхнюю лёгкую серую накидку, повторяющую форму верхней одежды. Сменную одежду сожжёт в печи старого деревянного дома в деревеньке за 21 километр от Вологды. А потом навсегда уедет туда, где тепло.
Он сделал этот шаг. Теперь он мог всё. Виктор знал, что будет дальше. А другие не знали. Это оказалось так просто, так очевидно. Удивительно, как он не додумался до этого раньше. Удивительно, что все вокруг не додумываются до этого каждый день. Теперь, когда сделан этот шаг, выполнен последний пункт этого плана, пора реализовывать новый. Осознание собственных сил придавало спокойной уверенности.
Вопросом Родиона Раскольникова «тварь я дрожащая или право имею» Виктор не задавался. Давно не задавался. Он задавался только одним вопросом: что делать с трупом?
К этому вопросу и ответу на него Виктор пришёл не сразу. Долгие недели бессильной злобы отравляли существование, доводя до депрессии. Теперь это казалось странным, что тогда он мог себе позволить уныние…
– Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи, – пришепётывая и картавя сказал Виктору человек в грязных резиновых сапогах 10 августа в 12 часов 35 минут. Как-то его представили перед выездом, но его имя, как и имена других своих попутчиков, он, разумеется, сразу забыл. По дороге на раскоп в автобусе Виктор спал, а когда приехали и начали разгружать автобус, пошёл дождь, поэтому сейчас он сгорбившись сидел на облезающем осиновом бревне под протекающим, наспех криво натянутым брезентовым тентом и, глядя в землю, видел только вымазанные свежей глиной резиновые сапоги говорящего, которого помнил только по характерным дефектам речи.
– Ау-у, товарищ! – не унимался шепелявый, – тут все работают. Не рановато задембелевал?
Отвечать не было сил. Да и что тут скажешь? Виктор молча продолжал сидеть без движения. Перед лицом мотнулась рука в перемазанной глиной