Майор Вихрь. Семнадцать мгновений весны. Приказано выжить. Юлиан СеменовЧитать онлайн книгу.
у зеркала, повязывая галстук по последней моде – чтобы узел был толстым, оглядел себя еще раз, сунул в карман «вальтер» и вышел из дому. Он шел убивать эсэсовского бонзу Штирлица.
Сорок две секунды
– Документы, – сказал патрульный эсэсовец Крысе, козырнув Вихрю.
«Почему он не приветствовал меня партийным приветствием, как полагается эсэсовцу? – подумал Вихрь и полез в карман за сигаретами. – Почему он козырнул мне? Видимо, это не кадровые эсэсовцы. Крыся сейчас завалит все дело – упадет в обморок. Седой и Богданов держатся хорошо. Аппель – молодец. Только руки трясутся. Если сейчас заверещат в кабаре, начнется пальба. А пистолет у меня сзади. Сколько раз говорил себе: только во внутренний карман пиджака. Кто мог знать, что они окажутся здесь в эту минуту? Все в жизни решают минуты. Можно нечто готовить годы, а придет та минута, и все полетит к чертям. Что это, закономерность?
А если это глупая случайность?
Эсэсовцы просмотрели документы Богданова и, козырнув, вернули ему аусвайс.
– Пожалуйста, ваши документы, – попросили они Седого.
Тот, угодливо улыбнувшись, протянул им свой ночной пропуск. Его ночной пропуск был липой. Правда, его изготовили в хорошей типографии настоящие мастера, которые до войны работали на международных контрабандистов, но несколько раз патрули СС забирали обладателей такой чистой липы в дежурные караулы, а оттуда передавали в гестапо, на допрос с пристрастием. «До ближайшего штаба отсюда порядочно, – думал Вихрь, пряча в карман зажигалку, сделанную из патрона. – Так что стрельбу там не услышат. Хотя – ерунда, на площади дом их партийного аппарата. Там большая эсэсовская охрана. У них мотоциклы и автомобили. Весь город расквадратят, как в тот раз, когда я бежал от них. Если убирать их, так тихо: по голове – и в машину. У Крыси нет документов. Они не посмеют требовать у нее документы, я скажу, что она со мной. Черт, сколько прошло времени? Секунд, верно, тридцать. Если они сунутся в кафе, тогда начнется стрельба. Втихую нам их не убрать. Ишь как я еще могу думать-то, а? Попробовать бы записать, что человек видит и слышит за эти тридцать секунд. Какие многотомные романы получились бы, стоит только записать, что сейчас слышат и видят Седой, Крыся, Аппель, Богданов и я. Никто этого никогда не запишет до тех пор, пока не намудрят ученые, чтобы это можно было фиксировать, как течение химического опыта. В такие секунды люди всех национальностей думают одинаково об одинаковом. Воспоминания – последнее прибежище человека, попавшего в беду. Если воспоминания и ассоциации сменяются отчаянием – человек погиб. Разведчик, во всяком случае».
– Пожалуйста, – сказал эсэсовец и протянул ночной пропуск Седому, – вы свободны. Можете идти.
Второй тем временем подошел к Крысе и сказал:
– Пани, ваш документ.
– У меня нет с собой документа.
– Как так? – удивился эсэсовец. – Почему?
– Эта женщина со мной, – сказал Вихрь. – Еще какие-нибудь вопросы?
Первый эсэсовец сказал Седому и Богданову:
– Я же сказал вам, вы свободны, можете идти.
«Сейчас