Баба Роза против Люси Лоховкиной, или Гонки по спирали. Галия МавлютоваЧитать онлайн книгу.
тился. Ночью есть нельзя. Во-первых, вредно, во-вторых, на утро еды не будет. Ольга Фёдоровна самого вместо котлеты съест. Ефим Панкратыч поставил сковородку на место, снова задумался и незаметно задремал. В этот раз он сидел в зале суда. За решёткой. Растопыренные пальцы совались сквозь металлические прутья и снова пытались проткнуть лицо Ефима Панкратыча.
– А ты народ почему не слушаешь? Ты для чего поставлен у власти? Расстрелять его мало! – вопили злые лица, и пальцы росли, росли, превращаясь в гигантские щупальца. Один, особенно вёрткий, с ногтем на мизинце уже коснулся лица Ефима Панкратыча.
– Ой! – крикнул Ефим Панкратыч и проснулся. Перед ним стояла супруга Ольга Фёдоровна, гневная, в ночной сорочке до пят, с вытянутой рукой. Совсем, как древняя патрицианка.
– Да шо ты дёргаешься, как попрыгунчик? – воскликнула Ольга Фёдоровна и всплеснула руками, что означало, супруга пребывает в сильном раздражении. – Сам не спишь, и людям не даёшь!
Несомненно, к «людя́м» Ольга Фёдоровна причислила себя, по ошибке, разумеется, подумал Ефим Панкратыч и покорно поплёлся в спальню. С трудом он дотянул до будильника, и, услышав дребезжащий гром застарелого врага, обрадовался. «Это же надо дожить до такого, чтобы будильник лучшим другом стал», – подумал он и сноровисто засобирался на работу, лишь бы не слышать горластой своей супруги. Но нигде ему покоя не было. Ни дома, ни на работе.
– Ефим, ты за народ? Или, как? – строго спросил охранник Гена, неприкаянно торчавший у двери конторы. Видимо, всю ночь бдел, ничего не пил, не ел, по лицу видно.
– За народ, за народ, как же! – пробурчал Ефим Панкратыч и шустренько проскочил в дверь, лишь бы не вступать в дебаты с Геной. Только уселся за стол, как задребезжал стационарный телефон.
– Ефим Панкратыч, народное доверие дорогого стоит! – пророкотал в трубке грозный баритон. – Чего молчишь? Тебе люди поверили, а ты в кусты!
– Да какие там кусты? – завопил Ефим Панкратыч, но трубка уже отключилась. Баритон пропал.
– Чего уселся? Ноги-то подыми! – проорала прямо в ухо уборщица Зинка. – Людей не любишь. А люди и обидеться могут. Вот возьмут и обидятся. Чего делать-то станешь?
Ефим Панкратыч нервно дёрнулся, но промолчал и покорно поднял ноги, но Зинка упрямо норовила ткнуть его шваброй. Он уворачивался от ударов, а в голове вспыхивали и гасли какие-то отрывочные мысли, больше похожие на вспышки молнии. «Все вы такие! Лишь бы на Голгофу отправить невинного человека. Николая второго тоже упросили начать войну, упрекали, мол, трусоват царь, а чем дело закончилось? Страшно вспомнить. Сначала на пьедестал поднимут, а потом засмеют, опозорят, ославят. Люди такие… Им бы посмеяться над человеком. Другого царя – Павла первого – табакеркой забили. Славили-славили, а потом предали. Да что там цари! Самого Иисуса просили распять. Не просили, требовали! Нееет, не поддамся на ваши уловки!» Ефим Панкратыч ловко вывернулся из-под хищного Зинкиного жеста. Ещё миг, и она бы сунула ему шваброй в ухо, в ухо, в ухо! А ухо, оно одно, то есть, их два, но они сугубо индивидуальные. С одним жить скучно будет, с двумя оно ладнее всё-таки. Ефим Панкратыч проводил задумчивым взглядом согбенную Зинкину спину. «А ведь молодая ещё баба, Зинка, ей бы мужика хорошего, а она туда же, всё в политику лезет!» В тот день приходило к Ефиму Панкратычу много народу, много мыслей, это было какое-то беспорядочное месиво, состоящее из обрывков слов, услышанных по телевизору, раздёрганных образов великих, погибших по воле и разумению собственных подданных, и всё вместе создавало нудный речитатив: «Не лезь, куда не просят-не лезь, куда не просят-не лезь, куда не просят…»
За окном вечерело. Рабочий день близился к концу. Ефим Панкратыч изготовился мышкой проскользнуть мимо страждущих справедливого возмездия, но не тут-то было. Ему не позволили остаться суверенной личностью, на крыльце окружили плотным кольцом, дыша в лицо невкусными запахами несвежих ртов и перегорелого пота, крутили пальцами, норовя достать до лица, и сжимали Ефима Панкратыча в тесное кольцо.
– Ну, ладно! Уговорили, – сдался Ефим Панкратыч. – Ген, собирайся, поехали!
– Давно бы так! – загудела довольная толпа и раздвинулась, образуя широкий коридор для народного любимца.
Под трубные звуки Ефим Панкратыч уселся в служебный «Запорожец» и вздёрнул кверху правую руку, что означало, идём на штурм неприступного бастиона. Где-то он уже видел, как вздымают руку победным жестом вожди и трибуны. Он довольно прижмурился, в эту минуту сам себе нравился. Уверенный такой. Хозяин толпы. Плебс обожает сильных мужчин. Да что с них взять? Слабое семя.
– Ген, ты чего так разогнался? – спросил Ефим Панкратыч, когда толпа осталась позади.
– Так поскорее бы уж, Ефим Панкратыч! Народ заждался, – взмолился Гена, круто выворачивая руль.
– Народ, понимаешь! – прошептал Ефим Панкратыч, выглядывая из окна «Запорожца». Выходить не хотелось. Перед глазами предстала непритязательная картина. На живописной лужайке возвышалось странное строение, возведённое ещё до всемирного потопа. Крышу щелястого строения снесло когда-то ветром, но лишь наполовину, дверь сиротливо болталась на одной петле.