Тот самый. Мо ВивендиЧитать онлайн книгу.
десятки причин, почему никогда не был счастлив здесь и сейчас. Такова моя жизнь: она предоставляла мне уйму вариантов, но я всегда выбирал самый худший из них. Родиться в семье Граниных, возможно, не было самым худшим вариантом, но и назвать это путёвкой в счастливую жизнь трудно.
Казалось, моя жизнь началась с переезда. До этого меня, может быть, и вовсе не существовало, потому что я почти ничего не помнил до того, как мы переехали на Черепаховую гору. Мама устала от холодов и серых пятиэтажек с безликими окнами. «У меня аллергия, – гордо заявила она нам, сидя на стуле и прикуривая сигарету. Мы с Алисой разместились на холодном полу и кивали головами как заводные болванчики. – Аллергия на холод, аллергия на серость, в печёнках уже засело это место… Вы только посмотрите! – Она протянула руку с зажатой сигаретой между пальцев и задрала рукав водолазки, демонстрируя чешуйчатую кожу. От локтя к запястью кожа шелушилась и трескалась, напоминая пересушенную солнцем землю. Нам с Алисой было неловко глядеть на «вторую» кожу мамы. Алиса спрятала лицо в светлых пушистых волосах, похожих на одуванчик. Я же запутал пальцы в тёмных вихрах на затылке. – Аллергия на отсутствие лета! Сколько можно это терпеть? Зима здесь длится не три месяца, а пять, как минимум. Серый туман наплывает на серые пятиэтажки, под ногами лежит серый снег, перемешанный с грязью, а на голову давит серое небо! Бе-зо-бра-зи-е, – с отвращением процедила мама по слогам и потушила сигарету в алебастровой пепельнице. Она щёлкнула зажигалкой, и в полутьме кухни загорелся огонёк, осветивший наши бледные лица. Мама обхватила сигарету губами, оставляя красный след на бумаге, и помахала рукой в сторону окна. – Это всё от недостатка витамина D. Посмотрите на себя: бледные, худощавые, да вас и людям показать стыдно».
Вместо того, чтобы взглянуть друг на друга, бледных и худощавых, мы с Алисой заворожённо смотрели в окно, рама которого очерчивала тёмно-лиловый прямоугольник неба. В густые сумерки врезались вспышки – огни машин. Я водил пальцем по швам между чёрно-белых плиток и вдыхал аромат остывшего кофе на плите. На белой поверхности у конфорки растеклось коричневое пятно: завтра утром Алисе придётся соскабливать его железной губкой. Из соседней комнаты доносился шум крутящегося барабана стиральной машины. Алиса, мама и я сидели в темноте. Алиса прислонилась щекой к маминому бедру с одной стороны, а я – с другой. Веки медленно смыкались от наплывающего сна, но я всё ещё слышал далёкий голос, обещающий нам вечное солнце и южный ветер. Мне снилось море, а шум крутящегося барабана с грязной одеждой заменял гул непокорных волн. Маленькая кухонька превратилась в каюту, раскачивающуюся на волнах моего воображения. Оно несло меня к белой полоске берега, к солёному воздуху и к свободе. Тогда я не был уверен наверняка, но мне казалось, будто свобода похожа на непокорное море. Пока волны уносили меня всё глубже, приглушённый голос мамы становился тише.
Так и началась наша жизнь – жизнь Граниных. С мечтаний на холодной кухне о безоблачном будущем. Мы переехали, когда мне исполнилось пять лет, а Алисе – шесть. Мы совсем не были похожи друг на друга, и всё время сталкивались с любопытными взглядами, буквально ощупывающих нас с макушки до ног.
Сначала мы тряслись в автобусе, после – в поезде. Остановки казались всё короче, сидения под нами крепче, а время пути – длиннее. Последним испытанием стала поездка на такси в прокуренном салоне с деревянными чётками на зеркале заднего вида. Когда мама устала терпеть холод, а, быть может, себя в опустевшей квартире, мы переехали в большой дом на Черепаховой горе, доставшийся ей после смерти родной сестры. Та в завещании прописала Софию Гранину, нашу маму, единственной наследницей двухэтажного дома. Дом находился на высокой горе. Поначалу она была безымянной, но мы быстро прозвали её Черепаховой.
– Этот дом – большая черепаха, – восторженно пролепетала Алиса, оглядывая голубыми глазами величественный фасад. – Крыша дома – крепкий панцирь, посмотрите, – она ткнула пальцем в воздух и потянула маму за руку. Черепичная крыша напоминала чешуйки. – Мир стоит на трёх китах и на черепахе, ма, это правда? Может быть, наш дом держит весь мир? Может быть, мы – его центр? – Алиса нетерпеливо дёргала ладонь мамы, дожидаясь ответа, а я разглядывал стрельчатые окна. «За такими окнами, – подумал я, – должны жить короли и королевы».
– Может быть, – задумчиво ответила мама, сжимая ладонь Алисы и поглаживая меня по голове, – панцирь черепахи – это купол. Купол, защищающий нас от мира.
– Зачем нам защищаться от мира? – я прижался щекой к бедру мамы, чувствуя кожей шёлк юбки, и поднял на неё пытливый взгляд.
– Ты обязательно это узнаешь. Когда немного подрастёшь.
Мы жили, не зная, что можно уехать от холода только в том случае, если он поселился на улицах или в тесной квартире, а не в душе, заледеневшей и выстуженной, какая была у нашей мамы.
Холод следовал за нами, словно тень.
Глава I. Зелёная кожа
Порой воспоминания захлёстывали поднявшимся внутри меня цунами. Память обломками кораблей-воспоминаний бередила старые раны, которым я не позволял зажить. Я расковыривал их каждый раз, как только они начинали затягиваться. Я закрывал глаза и видел