Судьба и ремесло. Алексей БаталовЧитать онлайн книгу.
p>Лет с пяти логопеды учили меня читать… Мне это нравилось, и в первом классе время, отведенное на изучение букваря, для меня было самым скучным.
Однажды мы с бабушкой лежали в кунцевской больнице. В один из выходных дней приехали родители. Отец снял свой голубовато-серый твидовый пиджак, взял меня на руки и начал подбрасывать. Я смеялась. Когда мы запыхались, он вынул из мягкого портфеля белые разрозненные листы и предложил почитать написанную им сказку «Зайчонок и Муха». Прочел. Я попросила оставить. В сероватых листах и «лохматых» буквах для меня было что-то завораживающее…
Завороженно смотрела я и на то, как рисовал отец в моем детском альбоме всяких зверюшек. При этом он мне всегда что-то рассказывал. Замечательно играл он со мной в кубики: разбрасывал их на ковре, и мы ползали с ним вместе, составляя изображенные на них картинки. Радость и ощущение, что я, как другие люди, здорова, уверенность, что папа защитит меня, появились тоже в детском возрасте.
Жизнь по понятным причинам была вывернута шиворот-навыворот. До четвертого класса я жила с бабушкой на улице Черняховского, а родители – на Большой Полянке. Они забирали меня в пятницу вечером или в субботу днем, в зависимости от моих занятий с методистом и логопедом, а в воскресенье вечером снова отвозили к бабушке. То, что и отец, и матушка через день где-то выступали, я знала. Но они всегда скучали без меня, и когда приезжали забирать, то буквально хватали в охапку и увозили домой. Отец приезжал сразу после работы, в светло-сером, в «елочку» пальто, а зимой в дубленке, в таких ходили многие мужчины нашей страны, и меховой шапке. Он усаживал меня в машину рядом с собой, на переднее сиденье. Пока ехали, мы о чем-нибудь говорили. Отец всегда так выстраивал разговор, чтобы я могла односложно ответить. Когда я подросла, дотянулась до рычага скорости и могла без слов, в любую минуту, взяться за него, отец обхватывал мою руку сверху своей. Меня распирало от гордости. Он это видел и был очень счастлив. Потом он называл: «скорость первая, вторая, третья, четвертая». Я начинала движение. По лицу отца было ясно, правильно я делаю или нет.
Когда я перешла в 4-й класс, родители стали отпускать меня с бабушкой в санаторий. Мне всегда до слез не хотелось уезжать… Какими были веселыми первые два дня по возвращении домой!
До 1984 года я сидела на стульях с подлокотниками и столиком, придуманными и сработанными отцом. Лет двадцать они мне служили.
Больше всего отец любил, чтобы кто-то был рядом, когда он что-либо писал в своей комнате. Матушка сидела возле него сколько могла. А я часто находилась в гостиной, где училась и делала уроки, но все время слышала голос отца. Двери комнат у нас не закрывались, и родители каждую минуту могли понимать, что происходит со мной. Когда я училась в 5-м или 6-м классе, отец часто зачитывал фрагменты написанного – про актеров, режиссеров, операторов. Это были страницы его будущей книги «Судьба и ремесло». Конечно, я знала, что отец пишет книгу о кино, но тогда мне не были знакомы ее герои.
Помню, я перешла в 8-й класс, когда отец принес списанную электрическую пишущую машинку Olympia. К тому времени у меня уже был немецкий стул на колесиках, на котором можно было ездить как угодно. И пока отец ставил, подключал, я крутилась возле. Когда я села за печатную машинку, он засветился от счастья. В декабре между уроками, чуть ли не за три недели, я ухитрилась написать сказку «Рождественская звезда» и показала отцу. Почему-то я изрядно волновалась. В ту ночь мне долго не удавалось заснуть. Следующим вечером отец вернулся с работы рано. И потом около месяца срывался со службы и бежал домой, и мы сидели над сказкой чуть ли не до двенадцати ночи. Отец читал вслух. Я слышала корявые места. Понимала их, говорила, где что исправить. Затем он вновь читал, уже с моими исправлениями. А на мой день рождения, в конце января, отец прочитал готовую сказку в присутствии мамы и бабушки. Для меня это было чрезвычайно волнующе. И едва он успел прочесть, как бабушка взяла ее к себе… и мы сказку больше не видели. Были еще короткие рассказы, которые я умудрялась писать между уроками, а когда окончила школу, то еще лет десять и отец, и учительница литературы, и наш друг семьи, историк, учили меня писать прозу. Отец умел начать разговор с самого простого, а завершить мудрым и ясным замечанием, которое приостанавливало мою суетливость и все дальнейшие вопросы.
Я старалась писать иначе, пересказывала отцу книги современных писателей, открывала их для себя. Отец говорил, что все они достойные, честно описывают жизнь, но главное, по его словам, было не это. Самыми серьезными, у которых стоило по-настоящему учиться, для него были Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой. Он очень хорошо знал произведения этих писателей и их современников. Часто рассказывал мне о героях той или иной книги, да так, что я рот раскрывала.
Иногда, если выпадал свободный от ВГИКа вечер, он находил себе работу по дому. Он любил каждый предмет, находящийся у нас в квартире. Большая часть вещей была когда-то перевезена из Петербурга. Отец мог рассказать о любой из них. Он прекрасно знал историю искусств – архитектуру, скульптуру и живопись с античных времен и по XIX век. Он научил меня разбираться в стилях, видеть рисунок дерева. Отец знал состав клея, которым скрепляли мебель. И часто, как парня, учил меня варить столярный