Парлендарь. Поэма конца и начала. Александра БарвицкаяЧитать онлайн книгу.

      Был год восьмой.

      Луна была слепа.

      Она на ощупь шла над горизонтом —

      поверх деревьев, задевая горы,

      вцепляясь в тучи в поисках дороги.

      Был нужен поводырь ей, но его

      Луна не ощущала ни вблизи,

      ни в той дыре, в которой —

      раньше знала —

      сияли звёзды.

      Луна пыталась вскармливать фонарь,

      но ветер задувал её лучину.

      Она входила в новый год с надеждой

      на обретенье,

      но валилась навзничь

      под тяжестью отпущенных потерь.

      Потери,

      рассыпаясь на осколки,

      в лицо впивались, в мёртвые глазницы,

      ещё сильнее ранили клетчатку

      и до того уже ослепших дыр.

      Был год девятый.

      Солнце ускользало

      из лап восходов, падая в закаты

      так быстро, что едва хватало часу

      наполниться хоть капелькой тепла —

      живительного, но едва живого —

      не согревающего —

      ни себя, ни время —

      от пустоты сжигаемого сердца.

      Пустело всё.

      Пустующее сердце

      сжигало плоть и разум.

      И глаза.

      От копоти той – яблоки чернели,

      скрипел хрусталик, оболочка жалась

      фиброзная, а радужка кроилась,

      отслаивая все цвета до бели.

      Пустело всё.

      И Солнце, и Земля.

      Был год десятый.

      Время пустоты.

      Которое, сжимаясь в черноту

      Дыры вселенской,

      втягивало космос.

      И расщепляло атомы и ядра

      последних отголосков старой эры,

      вдувая пыль в астральные колодцы,

      в переработку отправляя слово,

      отказывающееся от нови,

      не понимающее, что настало время

      для перемен воды, несущей мудрость. —

      Для перемен.

      Для льющейся воды.

      День два-один.

      Восьмой сиван.

      Автобус,

      взлетевший над просторами России,

      готовился к посадке-остановке,

      когда мужчина – женщине земной —

      сказал:

      – Не бойся ничего.

      Отныне

      и Ты, и Сын мой – под защитой света.

      И грязь к тебе уже не прикоснётся

      толпы, несущих душу, как лохмотья,

      пытающихся затолкать локтями,

      догнать дыханием своим гниющим

      тот воздух, что тебе предназначался,

      и чрево, что хранится для живых.