Край зовёт. Анна ЛетягинаЧитать онлайн книгу.

      Хоть водила и не крикнул: «Эй, Вера!», но почему-то я не сомневаюсь, что орёт он на меня и высадить грозится именно меня. Пару сотен метров назад его что-то не беспокоила езда с полуоткрытой дверью и полуживой мной, висящей на нижней ступеньке. Я делаю невообразимые, изощрённые телодвижения и втискиваюсь-таки в душный, забитый влажными и скользкими людьми салон маршрутки. Нащупываю ручку и резким ударом двери по своей же спине вталкиваю себя ещё глубже внутрь. Всё, бездна осталась где-то в другом измерении. Но это не значит, что она мне больше не грозит.

      С моей клаустрофобией такая езда – тот ещё экстремальный вид спорта, конечно. Какой «добрый» родственничек наградил меня такой феноменальной пунктуальностью? Точно не бабуля. А других я и не знаю. Как в мой геном затесался такой вот шальной ген? Лучше расшибусь, но ни за что не опоздаю. Кстати, только что реально были все шансы вывалиться из этой консервной банки и поцеловать асфальт. Зато руководство школы вписало бы моё имя золотыми буквами в какой-нибудь почётный список. «Вера Шацкая, которая пожертвовала собственной жизнью, чтобы не испортить статистику посещаемости и своевременного прихода на первый урок». Мда, ну и канцелярщина. Фу, терпеть не могу свою фамилию. Шипяще-цокающая какофония.

      Мысли мои обычно такие громкие, что даже пушечная стрельба, наверно, не смогла бы их заглушить. Иногда мне кажется, что окружающие оборачиваются на звук, который они издают в моей голове. Почему мой внутренний голос именно такой, а не тихий, не вкрадчивый? Кто вообще настраивает его тембр и силу? С другой стороны, это здорово: уметь так громко думать. Потому что сейчас везде, абсолютно везде люди мусорят словами, мусорят звуками. И только если увеличить громкость собственных мыслей, тогда можно хоть как-то защититься от всего этого. Чтобы не превратиться в ходячее ведро для чужих словесно-звуковых отходов. Но вот именно сейчас я почему-то думаю гораздо тише. Почти шёпотом. Может, от стресса внутренняя громкость сама по себе уменьшается. Поэтому я гораздо лучше слышу то, что происходит рядом.

      Левый глаз пока способен что-то видеть и различать вокруг. В отличие от правого, в который уткнулось чьё-то ухо. Ну что тут вообще можно разглядеть? Смешались в кучу кони, люди… Щёку и нос что-то назойливо щекочет. Сейчас чихну – и всё «содержимое» маршрутки разлетится ко всем чертям. Ха-ха. Я хочу убрать это что-то и хватаюсь за него рукой. Это прядь чьих-то фиолетовых волос. Блин, алё, мода на цветные волосы – прошлый век! Причём его первая половина. Примерно там же навсегда остались туфли с острыми носами. Не удивлюсь, если та, которая надумала так выкраситься, ещё и обладательница дырявого носа, или губы, или пупка.

      – Толечка, ты думаешь, он больше не будет пытаться? Я так переживаю. Если что, я же ночами спать не буду. Не прощу себе.

      – Ну, как фказать. Никаких гаантий никто тебе прямо щас не дафт. Время покавэт. Мы фделали фсё, фто от наф зафисит.

      Толечка не переставая жуёт какую-то «фкуфняшку». Не очень аппетитно пахнущую, кстати.

      – Знать бы ещё, что именно это самое время покажет, когда его выпишут из больницы… И сколько у Сашеньки осталось этого времени. Надеюсь, он будет жить долго. Но как мы можем быть уверены, как? Помнишь Артурчика? Маленького, худенького такого?

      Наконец-то жующе-чавкающие звуки стихают, а потом и вовсе прекращаются. Толечка, доев свой уже второй, наверно, завтрак, удовлетворённо причмокивает. И после этого удостаивает ответа фиолетовласку.

      – Светка, ну ты чего? Конечно, я помню Артурчика. Он сейчас живее и здоровее всех нас троих. И о больничке этой даже не вспоминает. Да, приходили мы к нему раз тыщу. И я, блин, в какую-то из этих тыщ пятниц подумал уже, что дело его – капут полный. Но в итоге что? В итоге у нас бодренький такой Артурчик. И даже без всяких таких мыслей.

      А с ними ещё кто-то третий? Какие же отличительные особенности у этого персонажа? Выбритый затылок с татуировкой? Так-так-так. В мозгу вдруг начинают проступать отдельные пиксели: один за другим они то появляются, то исчезают – пытаются сложиться в какое-то изображение. Что-то мне показать. Скорее, о чём-то напомнить. Только я пока не вижу ясных очертаний, чётких деталей и не понимаю поэтому, о чём же именно.

      – А вот откуда ты знаешь, что «без всяких таких мыслей»? Эх… Так хочется, чтобы у него и у всех остальных всё-всё было хорошооо, – снова чуть ли не завывает Светка противненьким таким, плаксивым голоском. Но с другой стороны, это ведь она от жалости к тому Артурчику, наверно. Что с ними всеми случилось вообще?

      – Так, Светка, ты вообще кого сможешь спасти с таким настроем? Суперменша ты наша. Красно-синий костюм дома забыла сегодня, что ли?

      Толик принимается заливисто гоготать. Так же смачно, как недавно жевал что-то бургероподобное. Светка тоже хихикает, но мне кажется, что её больше веселит гогот Толика, чем его шуточка про суперменшу.

      – Ребята, мои очки! – раздаётся какой-то новый голос.

      – Вадя, что, уронил? Стой, не двигайся, я сейчас попробую нагнуться и достать их.

      Светка начинает суетиться, копошиться, и эта её возня вызывает недовольный гул вокруг. Я же молча и терпеливо сношу все её трепыхания, которые,