Честь. Леонид АндреевЧитать онлайн книгу.
По неровным, покривившимся ступеням со стороны замка опускается старый граф; впереди его, согнувшись и освещая путь фонарем, идет Астольф, приближенный слуга, старик, похожий на своего господина.
Граф (не видя дочери, громко и гневно). Поднять мосты! Гасить огни! Разогнать всю челядь, баронов пригласить в опочивальни. Пусть спят, пусть спят! Мы слишком долго ждали жениха, и хотя его сосватал император, – мы слишком бедны, чтобы всю ночь горели масло и смола! Гасить огни!
Астольф. А как прикажет граф относительно столов?.. Оставить их до завтра?
Граф. Все выбросить собакам! Впрочем… мы слишком бедны, Астольф, чтобы последний наш кусок бросать собакам; мы сами голоднее собак. Нет, Астольф, покорми моих голодных, как и я, баронов, а остатки спрячь в кладовые и выдавай нам понемногу, чтобы надолго хватило. Понемногу, Астольф, понемногу: в нашем положении надо быть бережливым.
Астольф. Бароны…
Граф. Понемногу, Астольф! Будь, как та благоразумная мещанка, что, выдав дочку замуж, полгода ест остатки. Береги каждый кусок, высчитывай, соображай, а если плесень – соскобли и нам подай на стол, и этому мы будем рады!
Астольф. Бароны гневаются. Уже с утра они ждут герцога, высоконареченного жениха благородной графини Эльзы…
Граф. Бароны! А ты, старик, доволен? Довольные не держат руку на мече, а ты… А, вы здесь, графиня? Одна, без приближенных дам? Иди, старик.
Астольф, поставив фонарь на край балюстрады, уходит.
Ваш жених не торопится, графиня Эльза: уже ночь давно, а его все нет. С утра раскрыли мы объятия навстречу дорогому зятю и ловим только воздух… Не кажется ли вам, графиня, что в этом запоздании есть неуважение и к вам, и к вашему отцу?
Графиня молчит.
Вы молчите?.. Вы правы, вы должны молчать, когда идет речь об уважении к отцу. Ваш отец болен гордостью… так, кажется, определяю я болезнь? – и наш добрейший император, как врач искусный, прописал ему зятя для приема внутрь… Ха-ха! для приема внутрь! И мы раскрыли ворота, как рот: широко и покорно, а зятя-то и нет. Ха-ха! Смешное врачевание недуга! Но не кажется ли вам, графиня, несколько странною любовь, у которой такие короткие шаги? Вы плачете, графиня?
Эльза (плачет). Отец, с ним случилось несчастье. Я чувствую это: с ним случилось несчастье.
Граф. С ним? Как странно: а я ведь думал до сих пор, что несчастье случилось с нами.
Эльза. С самого утра, как только я взглянула на нынешнее солнце, мной овладела тоска мучительных предчувствий. Тоскую и жду его напрасно, а день бежит, и уж зашло сегодняшнее солнце… Он умер, отец, я знаю это.
Граф. Насколько мне известно, здоровье герцога в прекрасном состоянии: ваш страх, графиня, преувеличен, как… и любовь. Под охраной императорского эдикта он спокойно и неторопливо проходит наши владения… Что ему ненависть моих голодных, оборванных баронов, бессильно ляскающих зубами, раз голову осеняют императорские крылья и хищный императорский клюв!
Эльза. Но его нет! Уже ночь, а его нет!
Граф. Да, уже ночь, а его нет. О, если б я не был нищим графом, над которым смеются при дворе, если бы не осыпались зубцы моих башен, если б тою же твердыней недоступной стоял мой замок, как при моем великом деде, – о, тогда герцог не опоздал бы! Он был бы вежлив и почтителен, как ничтожнейший из вассалов, с которым я делюсь последним достоянием моим; он прискакал бы утром и, преклонив колено, как пес, лизал бы эту руку!
Эльза. Его избрало мое сердце.
Граф. Он мой враг.
Эльза. Ты его не знаешь! Ослепленный ненавистью к роду, ты уже ненавидел его, еще не видев его ни разу!
Граф. Род льстецов, низкопоклонников, ползающих у подножья трона. Там, где нужно брать, они выпрашивали, свободной доле волка они предпочли конуру цепной собаки; они наверняка хотят быть сыты. Предатели вольности нашей, – это они разрушили мой замок, и в его бойницах, безвредных теперь, вьет гнездо воронье. Слуги смеются исподтишка, когда я кричу: поднять мосты! – как будто нет тысячи калиток, дыр, лазеек, как будто не может всякий войти в мой беззащитный дом, когда захочет. Поднять мосты! (Смеется.)
Эльза. Ты несправедлив, отец. Мой Генрих прям и благороден. Разве с лицом открытым, с ясным взором, он не протянул тебе руку, умоляя…
Граф. И я не принял его руки.
Эльза. Умоляя согласиться на наш брак. А ты? С жестокостью слепца…
Граф. Зачем так мягко, Эльза? Ты можешь говорить с отцом еще смелее. За тобой стоит наш император, его нежные когти придерживают мою голову склоненной, его мягкий и любовный клюв расчесал сегодня мои седые волосы для встречи жениха. Будь смела и благородна, Эльза, как твой жених. Нищий граф не хочет отдать дочери, – какая наглость! Мы пойдем тогда к императору, мы на брюхе подползем к ступеням трона, и император отдаст нам то, что ему не принадлежит: прекрасную дочь нищего графа!