Королевская щука. Анна ЯковлеваЧитать онлайн книгу.
ям, а то и ненависть. Не далее как вчера я стала свидетелем такой сцены: мама двух сыновей едет в автобусе, младший ребенок не хочет делиться чем-то со старшим братом. Мама над ним подтрунивает: «Ты еврей, Санечка?». Младший сын хнычет и жалуется, мама снова подтрунивает: «У меня теперь есть доченька! Ты моя доченька». За пару минут эта мамаша успела внушить ребенку две вещи: быть девочкой – это плохо, и быть евреем – это тоже плохо! Ребенок получил небольшую порцию яда. Даже этой малой порции достаточно, чтобы отравить человека. Но ведь это только начало. Повзрослев, мальчик самостоятельно продолжит начатое мамой. В старости такая мама будет удивляться, почему у нее жестокий сын.
– К сожалению, наше время в эфире заканчивается, у меня последний вопрос. – Глаза ведущего под очками скосились в талмуд, который он не выпускал из рук во время интервью. – Скажите, Талли, что лучше: рассказать или не стоит рассказывать приемному ребенку его историю? У нас есть минута.
Скользнув взглядом по студийным часам, – стрелки приближались к десяти вечера – Талли со спокойным достоинством произнесла:
– Я категорический противник любой лжи. – Голос, интонации и сама манера говорить – все было приглушенным и сдержанным. Искренность сочеталась с внутренней силой. На этом фоне ведущий выглядел довольно жалко, был суетлив и неубедителен, и Талли держала эфир на себе, не прилагая к этому никаких особенных усилий.
В последний момент, когда осталось несколько секунд до отбивки, режиссер вывел в студию звонок телезрительницы:
– Талли Тимуровна, – раздался взволнованный женский голос, – я воспитываю приемного сына, ему шесть, и он не знает, что он приемный, а я не знаю, как ему об этом сказать.
По лицу Талли скользнула едва уловимая тень раздражения.
Раздражение адресовалось родителям, которые ради пресловутой «тайны усыновления» предпочитают получать сведения где угодно, только не у специалистов. Такая система бережливости души, которая сплошь и рядом – двадцать из ста – оборачивается «разусыновлением» или «разудочерением».
Кивнув, Талли посмотрела прямо в телекамеру и выдала одну из своих лучших улыбок:
– Приходите к нам в Центр. Мы оказываем полное сопровождение семей с приемными детьми.
– Напомню: у нас в гостях была кандидат психологических наук, – затараторил, сбиваясь, ведущий, – директор Центра психологической поддержки приемных родителей и детей Талли Тимуровна Сыроваткина.
Заиграла отбивка, Талли откинулась на спинку дивана.
В такие минуты ей все чаще казалось, что рано или поздно ее уличат в лицемерии: у специалиста, кандидата и директора, у Талли Тимуровны Сыроваткиной детей не было даже в проекте. Кривая ухмылка злодейки-судьбы: детей Талли наблюдала в Центре, в детских домах, в больницах, детских садах и школах, еще во дворе дома и в семье подруги, Наташки Чаплиной – где угодно, только не в собственном доме.
Но это, так сказать, частность. А в общем – у нее даже мужа в заводе нет. И никогда не будет, если только чудесным образом к ней в дом не постучится безумец, способный вынести ее.
Ее погруженность в профессию, ритм жизни, хм… нечего скромничать… популярность и красоту. И темперамент. А на сладкое – работу над докторской диссертацией. Весь джентльменский набор…
Погасли «юпитеры», ведущий выдернул из уха микрофон:
– Спасибо, Талли. – Он оторвал взгляд от французских косичек, обрамляющих лицо собеседницы. Странное дело: тщедушность и эти детские косички нисколько не дискредитировали директрису. Образ был цельным и … железобетонным.
– Всем спасибо, все свободны, – прозвучал голос из операторской.
Духота в студии стала нестерпимой.
Как только отключили свет, Талли мгновенно почувствовала усталость. Тело отказывалось подчиняться, мышцы на лице отяжелели. Кажется, даже мозги стали чужими и не слушались. Что она дальше должна делать? Куда ехать? Домой или еще куда-то?
– И вам спасибо, Павел, – устало произнесла она. Нет, кажется, на сегодня все.
Талли встряхнулась, оттолкнулась от кожаного дивана ладонями и следом за ведущим покинула студию.
…В такси она совсем раскисла. Сгорбившись на заднем сиденье, вытирала ладонями мокрое от слез лицо и старалась как можно тише шмыгать носом – стыдно реветь при чужом дядьке.
За окном мелькал ночной город, проносились машины, пешеходы перебегали на красный свет – уходил обычный день, еще один день ее жизни.
Дальше придет длинная ночь, все уснет, ей одной не будет покоя от бесов.
Сначала бесы пакостничали тайком, подталкивали к депрессии незаметно.
Потом обнаглели, почувствовали себя хозяевами положения, размножились, стали изобретательней и наглей.
Стоило выключить свет, как они забирались в черепную коробку и принимались тиранить жертву. С каждым разом депрессии становились все глубже и продолжительней.
Пока еще Талли избегала сильных антидепрессантов, но перспектива вырисовывалась