Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести. Андрей КокоулинЧитать онлайн книгу.
тельской системе Ridero
Настя и кроличья лапка
Настя привыкла говорить себе, что такая уж у нее планида. Слово «планида» ей очень нравилось. Слово было торжественное и потаенное, как Настины мысли. Перекликалось и с «планетой», и с «панихидой», и с «накидкой». Она часто представляла, как хмуро кутается в тяжелую, черную, складки в пол, планиду с капюшоном, которая застегнута на такие хитрые крючки и замочки, что ни скинуть ее, ни хотя бы руки высвободить совершенно невозможно. Вокруг огонь, дым, все рушится, люди, крики, а она стоит. Ничего поделать не может.
Потому что планида такая.
Позже, когда она подсмотрела в словаре значение этого слова, представления ее о «планиде» лишь слегка трансформировались. Да, судьба, рок, участь, но ведь и «планета» тоже верно, по-гречески – «блуждающая». А кто у нас блуждает? Люди скитаются. Монахи среди людей, как тени, ходят. Плащи да накидки как раз их общую судьбу и символизируют. Куда в дождь без плаща отправишься? Никуда. И в холод без теплого покрова не выскочишь. Бредешь, несчастный человек, с планидой своей на плечах.
Так что можно, можно и с накидкой ассоциировать, только, пожалуй, больше с воздушной, на саван похожей и цепями перевитой. Запахнешься в нее, звенья – звяк-звяк – обмотались вокруг лодыжек, стиснули грудь, стой, смотри или семени едва-едва по делам своим.
Если уж на то пошло, то и Юрчик для Насти такой планидой стал. Судьба вихрастая, шебутная, хитроглазая.
Сразу и не сообразишь, как познакомились. Вроде не было-не было, и вот он уже сидит на кухне твоей маленькой квартирки, шумно хлебает борщ, слушает новости по телевизору, как там чего, а потом повернет рыжую голову, подмигнет весело, покажет крупные желтые зубы в кривой улыбке – светло. Как планидой не назвать?
А познакомились… да, на рынке.
Настя сдуру купила зачем-то четыре капустных кочана, то ли подорожать капуста скоро должна была, то ли вовсе с прилавков исчезнуть. А как человеку вроде нее без капусты? Ведь никак, коллапс, распад человеческого естества, иронизировала она над собой, потому что с детства от капусты воротила нос. Тут же вдруг перед глазами примерещились и салат капустный, и квашеная, и соломкой во всякие супы.
Правда, в одной руке у Насти уже была сумка с двумя литровыми упаковками молока и бутылкой растительного масла, а в другой – полиэтиленовый пакет с треской и куриными головами на бульон. Кочаны, конечно, можно было бы определить в рюкзак. Но незадача состояла в том, что рюкзака как раз под рукой не имелось. Не чужой же заимствовать?
Вот планидой и вывернулся из-за полотняной палатки невысокий парень, прищурился, заломил шапку, открывая лоб и бобрик рыжих волос:
– Помочь, девушка?
Глаза задорные, насмешливые. Куртка нараспашку, под курткой – свитер вязаный, под горло, на ногах – джинсы и ботинки, легкие, никак не по сырой весне. Настя подумала: наверное, на выпивку денег нет.
– Ну, помогите.
Парень уставился на кочаны.
– Сколько ваших?
– Все мои, – ответила Настя.
– Е!
Под скептическим взглядом продавца парень собрал крепкие, белые кочаны, пристроил на сгиб локтя, прижал к груди.
– Куда идти?
– За мной, – сказала Настя, переступая лужу.
– А далеко?
– Метров двести.
– Это можно.
Они вышли с рынка, Настя впереди, парень метров на пять сзади, один из кочанов – под подбородком. На тротуарах кое-где наледь, кое-где грязный от песка, отекший, размякший снег, но на две трети асфальт уже очистился, ступать можно смело. Конец февраля, оттепель за оттепелью, где-то на окраине, видимо, прикопали зиму.
Парень не спешил, настроенный на сохранность груза. Настя сначала ушла вперед, потом вернулась, изображая нетерпение.
– Вы не могли бы побыстрее?
– Не-а, – сказал парень.
Настя переложила куриные головы.
– Давайте я возьму один кочан.
– Вы сейчас третируете меня, как мужчину.
– Хорошо, я не буду.
Они пошли рядом. С крыш капало, впереди со грохотом разбилась о бетонный козырек не выдержавшая ранней весны сосулька.
– Я – Юрчик, – сказал парень.
– Это необязательно, – сказала Настя.
– Ну как же! – стрельнул глазом Юрчик, огибая лужу. – Вот вы меня к себе домой захотите пригласить, а имени не знаете.
Настя фыркнула.
– На чай?
Странно, наглость парня ей понравилась. Да и ничего такой, крепенький, веселый. Она даже задержала на нем взгляд подольше, примеряя к себе. Наверное, на год, на два постарше ее. То есть, где-то двадцать шесть-двадцать семь. Вряд ли женатый, слишком уж неприкаянный, женской руки не чувствуется. А может от одной к другой бегает? Здесь две недели, там две недели?
Они свернули