Среди звука. Смысл молчания. Елена ЗбаражскаяЧитать онлайн книгу.

      Я уже не боюсь просыпаться в мире,

      где даже у неба на бёдрах вывих,

      где у моря нет дна,

      и в четыре утра мы в центре своих квартир —

      в колыбели опровержений,

      в которой предел ощущений быстрее прыжка

      хмурого солнца за горизонт, где плавятся мысли.

      И тени снимают полынье бельё,

      в гуттаперчевом воздухе шалевой зимы гнутся

      под Циммера шёпот,

      и время в часах не движется громче.

      Боги вниз по верёвке спускают корзину причуд,

      вечность тревожат,

      вырезают боль из-под кожи одиночеств нудных,

      и пьют любовь с губ отчаянных, тёплых,

      а из тел шьют созвездия вновь,

      и прикручивают их к небесным подошвам

      для мерцания вечного, где шалят облака,

      спинами трутся, прикрывая собой бесконечность…

      Я к тебе приходила на крепкий тропический кофе

      с берегов, где ещё до весны километры печалей,

      где хрипит по утрам плоскогрудое царское солнце,

      белым вереском вышиты реки и мёртвые травы.

      Я смотрелась в твою неприступную дикую гавань,

      где весна, как у первой Венеции – бури на взморье,

      на колючем песке прохлаждаются жёлтые крабы,

      и закаты пьют море, в котором дельфины смеются.

      Я к тебе приходила с дорог, где вонзаются звёзды

      в сумасшедшие плоти сердец многоликого мира,

      где о нашей Конечной ещё не прослышали боги,

      и рифмуется жизнь под туманами сказочных фьордов.

      Город распластан, скомкан, не свеж и цинично пьян,

      дома одиночеств облучены, как рентгеном,

      закат кособок, тягучие дни – вязкая тьма,

      тут, что ни любовь – выкидыш,

      ночью обляпанный.

      Петляют зловонные стоки в промежностях труб,

      семь древних молитв слипаются с прахом желаний,

      здесь часто рыдают ветра – бремя мертвенных скук,

      и Смерть ворожит в туманах,

      считая разлуки.

      В нём время – бумага, сминается в оригами,

      морщинисты догмы, и души трясутся в зимах,

      лишь я не чувствительна в сплине – дышу мирами,

      где очередь боли за счастьем

      воюет с пылью.

      Смотрюсь в глаза моря: на дне кочевое небо,

      виляющий пьяный рай и хохот течений,

      солёные души сопят в китовых скелетах,

      маяк в роговице волн, ракушечьи песни.

      В них сны штормовые под ругань залётных чаек

      и вкрадчивый лунный свет, щиплющий веки,

      молчащие горы в коралловых бусах, тайны,

      носы кораблей торчат под вязким столетьем.

      Утопия божья – любви недоступные вехи,

      акульи дороги, ожоги медуз и страхи…

      Сгораю в живом этом взгляде – двух синих нежностях,

      смотрю вглубь миров, в манящую незаконченность…

      Зима бьёт баклуши, в запое морозы,

      Притворная оттепель, ветер кривой,

      Синицы испачкали сажею груди,

      Транзитное солнце раздето весной.

      Темнеет слой снега на узких тропинках,

      Спросонья капель протирает глаза,

      В рассветах – щербинка сливового цвета,

      В закатах – висят без штанов облака.

      Расслаблены путы январской кобылы,

      Ей в ноздри попал травяной аромат.

      Февраль наблюдает за нею шутливо,

      Готовит древнейший метельный обряд.

      Сочатся капли трёпаной тоски —

      по сердцу боль гоняет солнце,

      что нам осталось от любви,

      что выдыхаем в мёрзлый воздух.

      Зимой обветренные дни,

      в ночах – скучающие тени,

      ты