Кодексы Чарли. Алексей ЕгоровЧитать онлайн книгу.
ще свойственна система противоположностей. От добра на земле добра не ищут, скорее наоборот. Может, оттого он и захотел так, что о нем никто и никогда не заботился. Не гладил его по голове, не верил, не ждал, не любил.
Тяжело было ходить: левая нога почти не сгибалась в колене и очень сильно болела. Болели пальцы, ногти, кости, кожа. Казалось, что ногу легче отрезать и выбросить в придорожную канаву.
Когда-то в прошлой жизни, когда он еще был нужен, молод, по-детски беспечен, его нога попала в жернова сенокосилки. Тогда врачи сказали, что и на самом деле лучше отрезать и выкинуть в канаву. Эти слова так укоренились в детской памяти, что остались звучать на всю жизнь Слова даже сильнее ранили, чем уродливая и болящая нога. Все тогда поставили на нем крест, все, кроме бабки. Она ночами брала большой и плохо пахнувший кусок дегтярного мыла и что-то шептала себе под нос. Мылом она водила вдоль ноги. Зажигая при этом свечи у икон и постоянно крестясь и кланяясь.
Бабка тогда отмолила его ногу, но забыла про душу. Или бог про него забыл, оставил подыхать на улице. Или кто-то не совсем умный, кто придумал все то, что каждый день окружало. А окружали: вокзал, бомжи, воры, привокзальные проститутки и малолетняя шпана. Проезжающие с укором смотрели, некоторые цыкали языками, как змеи, и брезгливо плевали. Некоторые совсем не стеснялись в выражениях:
– Развелось вас тварей! Сталина на вас нет!
Детство кончилось в тот самый день, когда ногу перемололо в этой чертовой машине. И всё, как будто красной линией очертили одну жизнь от другой. Вот она, беззаботность и беспечность: купание на зорьке, рыбалка с пацанами, школа и девочка Маша, что так красуется в своем клетчатом сарафане, чуть скрывающем острые коленочки. И вот боль, и уродство, и ненужность, и бремя, и ненависть.
Все в деревне дразнили хромой ножкой.
Вот он в город и подался, друг позвал к себе. Друг не встретил, то ли забыл, то ли не было у него друга. Остался на вокзале, здесь приютили местные бомжи. Накормили серым хлебом и ливерной колбасой с душком, дали папироску.
Тогда он впервые и закурил. Ту ночь он запомнил на всю жизнь. Впервые он встретил людей, которым он был нужен. Они совсем не спрашивали его о его уродстве, ему даже казалось, что они носят какие-то волшебные фильтры на глазах, с помощью которых не видят в людях плохого, некондиционного. Они делились с ним последним, всем, что было. Утром уходили на «охоту», а вечерами пировали добытым.
Если удавалось напопрошайничать живых денег, покупали дешевого порошкового вина и устраивали пир на весь мир. Но настоящий праздник случался, когда кто-нибудь приносил настоящих бутербродов. Особенно он любил с сыром или рыбой.
«Видимо, судьба», – подумал он и остался. Так и жил, вот только щенка он забрал с улицы. Захотелось о ком-то заботиться. С собакой можно было и поговорить, она понимала все, только молчала, смотря преданными глазами и виляя хвостом. Честно виляла, без притворства и лжи. И любила честно.
С утра удалось раздобыть салат оливье в целлофановом пакете. Видимо, остался после новогодних торжеств. Собака очень аппетитно чавкала майонезным блюдом. Он сидел и наблюдал.
Потом пошел пройтись, ковыляя потихонечку по привокзальному поселку. Собаку вел на короткой веревочке.
Эти две девчонки выскочили из за угла как умалишенные. О чем-то оживленно споря, они вдруг остановились как вкопанные. «На вид лет двенадцать», – подумал он и поковылял дальше.
Вдруг одна из девочек толкнула его и, схватив веревочку, поволокла собаку за собой. Они стали быстро и безнадежно удалятся, весело галдя.
– Ты зачем собаку забираешь? – крикнул он, пытаясь встать из канавы, в которую упал. Отряхиваясь, он попробовал догнать похитительниц, но чертова нога… Оставить бы ее в этой проклятой канаве.
– Стой, стой, стервь, – орал он сквозь слезы. – Зачем она тебе, зачем собаку забираешь?
Девочки перешли на бег и, смеясь, скрылись за углом.
Слезы текли сами собой, не прекращаясь. За долгие месяцы дружбы он сильно привязался к псу. Он так теперь был зол и раздосадован этим поступком девчонок, что от обиды сводило скулы. Весь вечер он плутал по окрестностям поселка, постоянно зазывая своего дружка или пытаясь встретить похитительниц. Все было тщетно. Уже ночью, придя в свое убежище, выпил дешевого вина и поделился горем с друзьями. Те посочувствовали.
Потом аккуратно укутался в тряпки и попробовал уснуть. Сны в последнее время снились дурацкие.
А после случившегося еще дурнее стали сниться…
* * *
– Вводная ясна, – устало произнес Леша и потянулся за очередным бутербродом. Придуманный и набранный им текст торчал в пишущей машинке.
– Скучно выйдет, предсказуемо, – попытался поспорить Петр, но тут же сделал непосредственный взгляд для смягчения произносимых слов.
– Много ты вообще понимаешь в играх, – раздосадовано прошипел Алексей и заглотил бутерброд одним махом. Медленно пережевывая, он пристально