Под управлением любви. Булат ОкуджаваЧитать онлайн книгу.

      У Спаса на Кружке забыто наше детство.

      Что видится теперь в раскрытое окно?

      Все меньше мест в Москве, где можно нам погреться,

      все больше мест в Москве, где пусто и темно.

      Мечтали зло унять и новый мир построить,

      построить новый мир, иную жизнь начать.

      Все меньше мест в Москве, где есть о чем поспорить,

      все больше мест в Москве, где есть о чем молчать.

      Куда-то все спешит надменная столица,

      с которою давно мы перешли на «вы»…

      Все меньше мест в Москве, где помнят наши лица,

      все больше мест в Москве, где и без нас правы.

      Как время беспощадно,

      дела его и свет.

      Ну я умру, ну ладно —

      с меня и спросу нет.

      А тот, что с нежным пухом

      над верхнею губой,

      с еще нетвердым духом,

      разбуженный трубой, —

      какой счастливой схваткой

      разбужен он теперь,

      подкованною пяткой

      захлопывая дверь?

      Под звуки духовые

      не ведая о том,

      как сладко все впервые,

      как горько все потом…

      Вот оркестр духовой. Звук медовый.

      И пронзителен он так, что – ах…

      Вот и я, молодой и бедовый,

      с черным чубчиком, с болью в глазах.

      Машут ручки нелепо и споро,

      крики скорбные тянутся вслед,

      и безумцем из черного хора

      нарисован грядущий сюжет.

      Жизнь музыкой бравурной объята —

      всё о том, что судьба пополам,

      и о том, что не будет возврата

      ни к любви и ни к прочим делам.

      Раскаляются медные трубы —

      превращаются в пламя и дым.

      И в улыбке растянуты губы,

      чтоб запомнился я молодым.

      О, фантазии на темы

      торжества добра над злом!

      В рамках солнечной системы

      вы отправлены на слом.

      Торжествует эта свалка

      и грохочет, как прибой…

      Мне фантазий тех не жалко —

      я грущу о нас с тобой.

      На Сретенке ночной надежды голос слышен.

      Он слаб и одинок, но сладок и возвышен.

      Уже который раз он разрывает тьму…

      И хочется верить ему.

      Когда пройдет нужда за жизнь свою бояться,

      тогда мои друзья с прогулки возвратятся,

      и расцветет Москва от погребов до крыш…

      Тогда опустеет Париж.

      А если все не так, а все как прежде будет,

      пусть Бог меня простит, пусть сын меня осудит,

      что зря я распахнул напрасные крыла…

      Что ж делать? Надежда была.

      Стали чаще и чаще являться ко мне

      с видом пасмурным и обреченным

      одна дама на белом, на белом коне,

      а другая на черном, на черном.

      И у той, что на белом, такие глаза,

      будто белому свету не рады,

      будто жизни осталось на четверть часа,

      а потом – всё утраты, утраты.

      И у той, что на черном, такие глаза,

      будто это – вместилище муки,

      будто жизни осталось на четверть часа,

      а потом – всё разлуки, разлуки.

      Ах, когда б вы ко мне заглянули в глаза,

      ах, когда б вы в мои поглядели, —

      будто жизни осталось на четверть часа,

      а потом – всё потери, потери.