Токката и фуга. Роман БогословскийЧитать онлайн книгу.
повыше спрашивает: ты чего сюда? Я говорю: отец послал. Он долго смотрит на меня, потом смеется.
Так ты Ромина, спрашивает. Да, Ромина, говорю ему, Кира Ромина, отец сказал, что договорился.
Смеются уже оба тренера. Второй говорит: просто он так сказал – Кирюша придет. Мы думали, пацан. Впрочем, не важно. Посиди первую тренировку и просто посмотри, как ребята занимаются.
Пока они говорят со мной, какой-то мальчишка пытается ударить другого ногой. Тренер, который повыше, это замечает, грозно кричит: эй, Сё Касуги, ну-ка отошел от него! Отжиматься на кулаках захотел?
После тренировки иду в кафе попить лимонада.
Сзади крик: эй, Ток, Ток, подожди! Токката!
Поворачиваюсь, кричит мой одноклассник Саша Коровин. С ним двое каких-то незнакомых пацанов. Втроем бегут ко мне. Стою, жду. Подбегают. Коровин, запыхавшись, громко шепчет: слушай, Ток, у тебя есть хотя бы сколько-нибудь денег?
Голос его становится тише: мы вот с пацанами решили пива купить. Он задвигает носом бесцветную струйку.
Коровин, нет у меня денег, отвали. Говорю ему – адресую им всем. Он обижается: значит вот так, да, Ток? Ладно-ладно. Поворачиваются, уходят.
Возвращаюсь домой. Там только мать, отца нет.
Мать грустная. Говорит: садись кушать. Потом уборка. Кира, надо поговорить. И сообщает, что из музыкалки мне придется уйти – папа недоволен. Он считает, что фортепиано не нужно, что это ерунда и в жизни оно никак не пригодится. Мы его продадим, я уже нашла кому. Записал он тебя на каратэ – вот и ходи. И чтобы завтра в парикмахерскую. Сейчас у женщин короткие прически в моде. Это тоже красиво.
И дальше совсем трагично: Кирочка, давай не будем папу раздражать. У него сейчас начался новый непростой период. Он стал директором крупной строительной фирмы. Нам нужно постараться создать для него уют, тепло, понимание. Он же все ради нас делает.
Мне все равно. Уйти из музыкалки? Это классно. Каратэ – значит, каратэ. Там хотя бы тренер нормальный. Не то, что нытик Михаил Антонович в желтом свитере. Но мать мне все равно жалко. Она не может сказать отцу ни слова против. Даже когда замазывает синяки тональным кремом, все равно молчит.
Она же прекрасно все знает про тетю Лену. Нет, она не слышала, как тетя Лена пищит в ее доме, в ее спальне, в ее кровати. Но она все понимает. И только поджимает губы. Когда-нибудь ее губы вовсе исчезнут, но ничего не изменится.
Иду в свою комнату, ложусь. Отчетливее вспоминаю писк тети Лены. Руки сами собой начинают медленно ползать по телу. Не понимаю, в чем дело. Почему память об этом писке вызывает во мне такие странные ощущения?
Тело напряжено, по коже мурашки. Закрываю глаза, вижу Жорика. Он внимательно наблюдает за тем, как я меняюсь под одеждой. Смотрит и смотрит, снизу вверх, сверху вниз. Представляю, как Жорик медленно подходит и прикасается ко мне. Трогает шею, лицо. Рука его плавно опускается мне на грудь. Он сдавливает ее – сначала одну, потом другую.
И где-то за его спиной все громче пищит тетя Лена…
Жорик