Император. Книга вторая. Ушаков. Сергей Анатольевич ШаповаловЧитать онлайн книгу.
ару деньков к матушке в Новгородскую губернию. Несказанно обрадовал её. Матушка немного постарела, но оставалась как прежде: живой, с гордой осанкой и добрыми лучистыми глазами. Её старенькое синее платье как всегда было идеально отглажено. Белоснежный чепец накрахмален. Кружева на манжетах и воротнике расправлены. Мы сидели в нашей горнице с небогатой обстановкой и долго разговаривали. Героические предки смотрели на нас с портретов, казалось, внимательно слушали наш разговор. Потемневшие иконы в красном углу слабо озаряла лампадка. Я рассказывал матушке о службе, о Петербурге, о своих новых друзьях и знакомых.
Она все охала: «Да как же это, к самому государю на службу? Быть такого не может! И ты уже в лейтенантах? Жаль, отец не дожил. Вот бы он гордился!» Дверь распахнулась, ввалились братья гурьбой. Крепко обнял всех. Каждому привёз подарок. Ну и подросли же они! Уже, как прежде, за озорство им уши не надерёшь – могут и ответить. Старшие: Александр и Никита крепкими стали, высокими. Вслед за мной на службу собрались; все расспрашивали: куда им податься, да в какие полки? Могу ли я им рекомендации дать? Младший, Михаил, Мишутка, вцепился мне в шею и не желал отпускать. Еле его уговорили. Потом уселся ко мне на колени и все разглядывал мой мундир, вертел пуговицы, водил пальчиками по галунам.
Сели обедать. Я не спеша хлебал щи деревянной ложкой, попутно растолковывая братьям все превратности армейской службы. Они внимательно слушали, не перебивали. А мама не отводила от меня взгляда. Вдруг всплакнёт и отвернётся.
Матушка, ну что вы, право! Что случилось? – спрашивал я.
– Ничего, – улыбалась она сквозь слезы. – Ты кушай, да рассказывай. Не обращай на меня внимания. Просто, я гляжу на тебя и удивляюсь: до чего же ты на отца стал похож.
Пришли наши мужики, поглядеть на барина. Человек пять, старших нерешительно потоптались в сенях, после на цыпочках вошли в горницу, поздоровались, низко поклонившись. Сели в угол к печи. Луша, наша горничная, подала им чай с баранками. Конюх Илья, рябой, рыжебородый здоровяк, все шептал остальным:
– Я ж барина вот таким помню, – и показывал заскорузлой ладонью, сколько вершков от земли я тогда был. – На коня его впервые посадил, он совсем махонький был. А сейчас – гляди! Ну – вылитый отец, царство ему небесное, благодетелю.
И мужики тут же дружно крестились на иконы.
Дети и молодые девки облепили окна, стараясь разглядеть, что же там твориться в барском доме?
– Луша, – сказала мама, – надо бы вечером праздник устроить. Стол в саду накрыть, да соседей пригласить. Когда ещё Семён к нам заглянет?
* * *
Простившись с родными, продолжил путь. Ехал через Витебск и Гомель. Добрался до Киева, где сдал часть писем в канцелярию. Хотел тут же отправиться вновь, но генерал-губернатор потребовал меня к себе.
Гудовичу, Ивану Васильевичу уже минуло пятьдесят, но он не терял военную выправку. Был свеж и опрятен. Принял меня в обширном кабинете. Пристально окинул мой мундир тяжёлым взглядом из-под нависших густых бровей.
– Вам идёт прусский покрой, лейтенант, – сказал зычным голосом.
Предложил чаю. Задал мне не меньше сотни вопросов о столичных делах, об императоре, о его окружении. Внимательно слушал ответы, кивал, иногда что-то быстро записывал карандашом на сером листе бумаги.
Я раньше много слышал о Гудовиче. Личность легендарная. Имел отличное образование. Учился в Кёнигсбергском и Лейпцигском университетах. Остался верен присяге, когда Екатерина Великая свергла Петра Голштинского. За то был арестован, но вскоре оправдан. Отличился в Турецких войнах, как отважный и умелый командир. Недавно вышел в отставку, но Павел Петрович потребовал, чтобы он вновь вернулся на службу, и назначил Гудовича на должность главы Киева. По духу – бунтарь, но чести совей ни разу не запятнал, а верность данному слову ценил превыше всего.
В конце он меня поблагодарил за рассказ. Быстренько начеркал письмо адмиралу Ушакову.
– Вам повезло, – сказал он прощаясь. – Вы увидите великого человека. Наша с вами история канет в Лету, а Ушакова будут славить многие поколения, уж поверьте мне.
Вновь на юг в почтовой карете. Через Белую Церковь по унылым степям. В Умани примкнул к военному обозу. Около сотни фур под охраной двух эскадронов жандармов следовали к Хаджибею. Теперь на месте Хаджибея возводили новый город – Одессу, – так мне объяснил румяный майор интендантской службы. Узнав, что я из Петербурга, да ещё следую к самому Ушакову, уговорил меня перебраться с почтовых в его обоз. Я и не прочь. Всё веселее коротать дорогу. Пыльные, тесные почтовые кареты уже надоели до чёртиков. А тут и верхом прокатишься, и в фуре выспишься на мешках с зерном. И кормили обозных отлично. Ночевали лагерем в степи. Разводили костры под низким звёздным небом. Благо, весна в Новороссии тёплая, мягкая.
На рассвете третьего дня моего путешествия с обозом я почувствовал какой-то новый запах, необычный, солёный, свежий.
– Чуешь, Семён Иванович, морем дыхнуло? – сказал майор радостно. – Это наше, Русское море так пахнет. Ваше, Балтийское, так не дышит. Я знаю, бывал в Питере.
– Далеко