Адвент. Ксения БукшаЧитать онлайн книгу.
лочная шоколадка в форме птички. Всего их было двадцать четыре штуки, по числу дней Адвента, но оставалось уже только двадцать две… двадцать одна.
Умяв шоколадку, Стеша негромко запела:
– Адвент, Адвент, идёт Адвент,
зажглась одна свеча,
Мы ждём тебя, мы ждём тебя,
Прекрасное дитя.
(Овальный поцарапанный стол, покрытый льняной скатертью. Тяжелый старинный буфет. Книжные полки до потолка. Матрас в углу. Маленькая, сухая, чистая и тихая, сумрачная квартирка на втором этаже, окном во двор.)
– Придёт Мария в Вифлеем, – прокашлявшись и прекрасно попадая в ноты, пела Стеша, —
Дитя родится тут,
И ангелы, и-и ангелы
На небе запоют.
(Часы тикали. Аня вглядывалась, щуря глаза, в ссылки на немецком, польском и русском, которые нужно было правильно проставить, проверить и перепроверить. Эту часть работы Аня не любила.)
– Запляшут ослик и бычок,
Засветится звезда,
Наступит день, наступит ночь…
(нужно было бы спеть «Наступит день, наступит час», но для Стеши ночь была важнее)
…Святого Рождества.
Аня давно заметила, что Стеша, хоть и поёт очень чисто, но вносит в эту песню кое-что своё. В третьей строчке однозначно следовало шагать с соль сразу на ми: «соль-ми, ми-ре, соль-ми, ми-ре» – гармонично и мажорно, как перезвон колоколов. Однако Стеша пела с плавным переходом, растягивая: «соль-фа-ми, ми-ре, соль-фа-ми, ми-ре» – «на-а-ступит день, на-а-ступит ночь», да ещё и «ночь» вместо «час», и получалось чуть грустнее; в радостном и простом чувстве возникал подтекст, тень будущего креста.
Сели за чай. Чай пили за тем же столом, покрытым льняной скатертью. Стеша обычно пила чай с помощью большой ложки: погружала её в чай, при этом над поверхностью медлила, чтобы летучий пар мимолётно замутил её блеск, чтобы ложка мгновенно запотела и снова засияла и чтобы по ней прошли радуги; потом потихоньку опускала ложку в глубину, следя, как разбивается в чашке отражение лампы на потолке и вновь водворяется уже в лужице ложки; и только потом поднимала ложку и осторожно лакала из неё тёплый слабенький чай.
– Может, проветримся? – предложила Аня.
– Хлеба надо купить, – сказал Костя.
Трава на пятачке за изгородью пожухла, лужи на асфальте остекленели и запылились. На сухом морозе стыли кусты и подмёрзшие физалисы. Трое прошли через подворотню на улицу. Стыли розоватые замусоренные скверы; старые дома и ржавые кровли; не выметенный пыльный асфальт; башенные краны на фоне заката в сумерках.
Костя, когда ходил один, двигался быстро, даже стремительно. Невысокий, угловатый, с волосами тонкими и длинными, носом длинным и тонким, лицом острым, как месяц, Костя носил только чёрное – чёрную беретку, чёрное пальто.
Аня выглядела Косте в пару, или тот казался парой к ней. Тоже немного угловатая, но покрепче на вид; с резкими чертами лица – скулы, подбородок, высокий лоб, волосы густые и тёмные, блестящие.
Стеша семенила рядом в своём красном комбинезоне, дыша короткими и мелкими детскими вздохами.
Они шли молча мимо блестящих или ржавых водосточных труб, мимо машин, припаркованных по обочинам, мимо жухлой травы. На ветках в сквере чернела высохшая, вымороженная рябина. Листья в лужах почернели. Песок подёрнулся инеем. Сумерки сгущались.
– Ха-ха-ха! – раздался гулкий хохот в тишине, и тут же отозвался второй голос: – Уахаха-хаха!
Две дамы на углу, одна роскошная, другая спортивная. Собаки тащили их в разные стороны, а хозяйки, захлебываясь смехом, махали руками и наперебой говорили друг другу что-то дико забавное. То одна, то вторая начинала ржать сильнее, это было похоже на дуэт в опере-буффа.
– Завидую, – сказала Аня. – Никогда не умела так ржать. Кажется, даже в детстве так не смеялась.
– Стеша тоже никогда так не смеётся.
– Она по-другому смеётся. Она разулыбается, глазки выпучит и повизгивает, как маленький поросёнок.
Стеше это понравилось, она забежала вперёд и улыбнулась Ане.
– Ты маленький поросёночек, – повторила Аня и тоже улыбнулась.
Костя автоматически отметил, что сам он как бы и улыбается, и не улыбается. И тут же поймал себя на том, что снова, как обычно, осознал, зарегистрировал свои чувства и действия. От этого ему стало неуютно. Костя передёрнул плечами и огляделся.
– Да мы вообще не очень любим смеяться, – продолжала Аня.
– Может, не умеем.
Включили фонари, и сразу наступила ночь. Костя и Аня остановились на перекрёстке, где их маленький переулок впадал в большую улицу, точнее, не то чтобы большую, а так, средних размеров. На домах горели вывески: Дикси, Фантастика, Пекарня,