Чужое лицо. Энн ПерриЧитать онлайн книгу.
asis>старой дружбы
Глава 1
Он открыл глаза и увидел над собой нечто серое и однообразное, похожее на зимнее небо – угрожающее, тяжелое. Моргнул и взглянул снова. Он лежал навзничь, а бледно-серое нечто было всего-навсего потолком, потемневшим от сажи и многолетних испарений.
Он пошевелился. Кровать оказалась короткой и жесткой. Сделал попытку сесть, и движение отозвалось острой болью. Казалось, в грудь всадили кинжал. Ныла туго забинтованная левая рука. Стоило приподнять голову – и кровь начинала бить в виски с тяжестью молота.
В нескольких футах стояла еще одна деревянная койка – точное подобие той, на которой лежал он сам. Там, под серым скомканным одеялом, беспокойно ворочался человек с одутловатым лицом. На рубашке его темнели пятна пота. Дальше – еще один лежащий; ноги спеленаты пропитанными кровью бинтами; потом еще один… и так до самого конца огромной комнаты, где под испятнанным копотью потолком чернела пузатая печь.
Паника овладела лежащим, обдала его покалывающим кожу жаром. Он – в работном доме! Боже милостивый, как такое могло случиться?
Однако день был в полном разгаре. Неловко извернувшись, он оглядел помещение. На выстроившихся вдоль стены койках лежали люди. Ни один работный дом страны не мог позволить себе такой роскоши! Всех бы подняли и отправили трудиться, если не ради спасения их душ, то хотя бы ради прибылей работного дома. Грех праздности не прощался даже детям.
Конечно, это больница. Иначе и быть не может! Почувствовав облегчение, он осторожно опустил голову на подушку, набитую отрубями. Как его занесло сюда и какое несчастье с ним стряслось, он не помнил, хотя рука была, несомненно, повреждена – ныла и плохо слушалась. Каждый вздох вызывал острую боль в груди. В голове уже бушевала настоящая буря. Что случилось? Должно быть, нечто серьезное. Рухнула стена? Сбросила лошадь? Упал с высоты?.. Воспоминаний не было – даже страха своего он и то не смог припомнить.
Затем над ним склонилась ухмыляющаяся физиономия, и бодрый голос произнес:
– Ну, что, гляжу, снова очнулися?
Лежащий смотрел вверх, на круглое, как луна, лицо. Грубоватое, покрытое мелкими морщинами, оно широко улыбалось, обнажая щербатые зубы.
Нужно было собраться с мыслями.
– Снова? – растерянно переспросил он. Пустое гулкое прошлое лежало позади, подобно белому бесконечному коридору.
– А то нет, чтолича? – отозвался добродушный голос. – Вы тута уж несколько дней валяетесь. Имя свое, чай, так и не припомнили? Ну, как вы сегодня? Как рука?
– Мое имя? – Он действительно ничего не помнил.
Не помнил собственного имени? Что за бред! Как можно забыть собственное имя? Его зовут…
– Ну, так как? – настаивал голос.
Мысленное усилие не вызвало ничего, кроме паники. В голове – словно вьюга, непроглядный снежный круговорот.
– Не помните. – Голос был исполнен сожаления. – Так я и думал. Ну, тута позавчера были ищейки и сказали, что вы – Монк. Уильям Монк. Что ж вы такого натворили, если за вами ищейки приходють? – Огромной рукой служитель поправил подушку и одернул одеяло. – Можа, хотите похлебать чего горячего? А то ведь холодно – даже здеся… Июль, а погода – как в треклятом ноябре! Я принесу вам горячей овсянки, ежели хотите… А дождь-то, дождь – хлещет и хлещет…
– Уильям Монк? – повторил он.
– Ну да, так сказали ищейки. Того, что приходил, звали Ранкорн, да… Мистер Ранкорн, инспехтер, важная шишка, во как! – Мужчина вздернул лохматые брови. – Так что вы там натворили-то? Вы, верно, один из тех щеголей, что выуживают у жельтменов кошельки и золотые часики? – Круглые ласковые глаза смотрели, однако, без тени осуждения. – Когда вас сюда принесли, одежонка на вас была самая что ни на есть господская – правда, грязная, порванная и вся в крови.
Монк не ответил. Голова у него шла кругом от бесплодных попыток извлечь хоть что-нибудь из отуманенной памяти. Даже имя свое он словно слышал впервые. «Уильям», правда, звучало привычно, но это весьма распространенное имя. У каждого есть дюжина знакомых Уильямов.
– Так, значицца, и не припомнили… – дружелюбно заключил служитель. Он навидался здесь всякого, и никакие ужасы и странности не могли уже его удивить. На его глазах люди умирали от чумы и оспы или лезли на стены от страха перед тем, чего на самом деле не существовало. Взрослый человек, который не мог вспомнить вчерашний день, был ему любопытен, но не более того. – Или просто не хотите грить? – продолжал он. – Ну, я вас не виню. – Он пожал плечами. – Ищейкам только словцо скажи – сразу вцеплются… Так как насчет овсянки? Вкусная, густая, тока что с плиты!..
Монк был голоден; кроме того, даже под одеялом его пробирал озноб.
– Да, пожалуй, – согласился он.
– Вот и славно, овсянка не повредит. Ох, чует мое сердце, завтречка вы на меня опять уставитесь, когда я вам скажу, как вас зовут. – Служитель покачал головой. – Либо вы крепко обо что-то шандарахнулись головой, либо чего-то от них скрываете. Ну, от ищеек… Не, но что ж вы все-тки натворили?