Этот сильный слабый пол. Виктория ВитаЧитать онлайн книгу.
инических ординаторов, чтобы пораньше удрать после дежурства, ни свет ни заря рванули по палатам, без зазрения совести, будили пациентов, настойчиво приглашая их на перевязки. За дверью, в коридоре продолжала активно грохотать пластиковыми принадлежностями для уборки санитарка, Марфа Васильевна. Марфа Васильевна – ну дали же родители имечко, небось, в детстве дразнили Марфуткой и Марфушечкой-душечкой, как в детском фильме. Сейчас не то что за глаза, а даже в помыслах никто не мог к ней так обратиться, так как, несмотря на занимаемую должность, она представляла собой величавую даму. Эта дама, именно дама неопределенного, но явно пенсионного возраста, имела монументальное телосложение и такой же характер. Для нее не существовало авторитетов, пожалуй, кроме самой Варвары, к которой, неизвестно почему, она питала определенную слабость и почти по-матерински ей покровительствовала. Все что нельзя было остальным, независимо от их статуса, пола и возраста, Варваре – «деточке» сходило с рук. Однажды главный врач, Альберт Альбертович, среди простых смертных АльАль, иногда – наш Капоне, но чаще всего слышалось наш аналь-аналь, забрел на их отделение во время генеральной уборки. Марфа Васильевна с видом разгневанного Посейдона всех гоняла шваброй по коридору. Пациенты, посетители, врачи вжимались в стену, и всем своим видом показывая, как это мучительно не уметь летать. АльАль шел по самой середине коридора, как обычно, не замечая никого и ничего вокруг, а за ним, по еще влажному полу, ровной цепочкой тянулись четкие черные следы. Санитарка встала в позу «Девушки с веслом» и голосом, способным перекрыть рев среднего размера водопада, гаркнула: «Стоять!». Встали все, и не только те, кто в это время был в коридоре, но и те, кто был в палатах и в ординаторской на другом конце коридора, кажется, даже настенные электронные часы, и те остановились. Главный замер, выкатив и до того слишком «выразительные» глаза.
– Это ты мне?! – Его шепот был, пожалуй, страшнее, чем громовой раскат Марфы Васильевны.
– Тебе, касатик, тебе, – пророкотал монумент, усиливая ударение на «тебе». Мало того, что на «ты», еще и «касатик». Менее подходящее обращение для главного просто нельзя было подобрать. Он был чрезвычайно высок и до невозможности худ, ко всему, редкие белесовато-рыжие волосы, несмотря на укладку, не прикрывали уже наметившиеся залысины, просвечивающие мерзким бледно – розовым цветом. Лицо с мелкими чертами, казалось, состояло из одних углов. Глубоко посаженые голубые водянистые глаза окружали красноватые веки без ресниц; тонкий с горбинкой нос и рот щель, с полным отсутствием губ, и скошенный, из-за неправильного прикуса, подбородок. Кожа белая до голубизны покрытая рыжими веснушками, была такая тонкая, что через нее просвечивала капиллярная сеть и казалось, если главный откроет широко рот или, не дай Бог, улыбнется, то она просто треснет по всему контуру лица. Поэтому «касатик» звучало не просто насмешкой, а уничижительной насмешкой.
– Как зовут?! – практически не открывая рта, спросил главный.
– Марфа Васильевна я, – бодро отрапортовала санитарка и вытянулась во фрунт, то есть выпрямилась во всю стать и выкатила вперед весьма внушительных размеров грудь. – А теперь, касатик, на ко, – и Марфа сунула главному швабру в руки, – вот те швабра, а вот те ведро, а вот позади тебя поле деятельности. Себя, мил человек, можете не уважать сколь вам это угодно, а вот труд других, уж соблаговолите… , и, несмотря на явные дефекты своего воспитания, опять же соблаговолите уважать женщин и людей старше вас по возрасту. И, выразившись столь высоким штилем, Марфа Васильевна, едва не сделав книксен, развернулась к нему спиной и царственно выплыла с отделения. Варвара была тогда невольным свидетелем происходящего и видела, как у АльАлыча лицо за долю секунды сменило все цвета радуги и остановилось на багрово-фиолетовом.
– Мы его сейчас потеряем, – прошептал стоявший рядом Степушка, ординатор первого года. Ситуацию тогда спас заведующий отделением: появившийся, как кот Бегемот, из неоткуда, он выхватил из рук окаменевшего, как соляной столб, главного врача швабру и тут же неизвестно куда с этой шваброй исчез. Марфа Васильевна вышла на работу в свою смену, через два дня, хотя ее никто уже не ждал. Более того, премию, которой приказом главного она была лишена за «нарушение трудовой дисциплины», ей вернули в двойном размере с благодарностью «за ударный труд». Приказ о наказании тихо отменили без каких-либо комментариев.
Воспоминания вызвали у Варвары улыбку, хотя после этого происшествия, свидетелем которого она стала, причем совершенно случайно, ее взаимоотношения с главным значительно ухудшились. Они, эти отношения, никогда не выходили за рамки деловых, но именно они как-то сразу и не сложились, причем с того самого момента, как АльАль занял руководящее кресло. И если до инцидента взаимоотношения уже были не ахти какие, то после и вовсе ушли в минус. То есть были заморозки, а здесь наступил просто ледниковый период.
Варвара не умела общаться с сильными мира сего, не умела заводить дружбу с нужными людьми, не умела, дожив уже до весьма зрелых лет, собой приторговывать. Нельзя сказать, что это тешило ее самолюбие, может быть, так, и было бы, если бы она была великим ученым или светилом в медицине, но не задалось…
Процесс самобичевания был прерван телефонным