Безмолвный дом. Фергюс ХьюмЧитать онлайн книгу.
я площадь напоминала своего рода болото на краю большой реки городской жизни, которая неслась мимо нее со скоростью и шумом, не нарушая мир в пределах, очерченных площадью. Единственный длинный узкий переулок вел от ревущей центральной улицы на тихую четырехугольную площадь со стенами из высоких серых зданий, где жили владельцы меблированных комнат, городские клерки и два или три художника, представлявшие своего рода местную богему. В центре площади располагался оазис – зеленая лужайка, окруженная ржавой железной решеткой высотой в рост человека, перемежавшаяся со старыми вязами и расчерченная узкими дорожками желтого гравия.
Окружающие здания выглядели чрезвычайно представительно – безукоризненно чистые ступени крыльца, окна с белоснежными занавесками и ухоженные цветки в горшках. Стекла в окнах блестели подобно алмазам, ручки дверей и металлические пластины сияли желтым блеском, не было никаких веток или сухих травинок, брошенные бумажки не нарушали опрятный вид площади.
За одним исключением Женевская площадь была образцом чистоты и благопристойности. Такую тихую гавань можно было найти в любом сонном кафедральном городке, но едва ли в грязной, дымной, беспокойной столице – Лондоне.
Исключением в безупречной чистоте был дом номер тринадцать, расположенный напротив входа на площадь. Его окна были пыльными, без блеска и занавесей. Никаких цветочных горшков. Ступени выглядели потертыми, а железные перила – ржавыми из-за отсутствия краски. Беспризорная солома и бумажки забились в трещины влажного тротуара, наполненные зеленой слизью. Нищие, иногда забредавшие на площадь, всегда останавливались на пороге этого дома, дверь которого выглядела шаткой, едва державшейся на петлях.
И все же все проживавшие на Женевской площади не хотели, чтобы этот дом отреставрировали и сняли, сколько бы ни стоила такая рента. Соседи говорили о доме шепотом, с наигранной дрожью в голосе и отводили взгляды. Поговаривали, что дом номер тринадцать часто посещали, хоть он и пустовал более двадцати лет. А виной его запустения и мрачного вида была легенда. Отсюда же и название – Безмолвный дом. Именно он придавал этой площади некое своеобразие. Убийство произошло давным-давно в одной из его пустых, пыльных комнат, и с тех пор жертва гуляла по дому. Огни, как говорили случайные наблюдатели, двигались от окна к окну, иногда были слышны вздохи. А порой люди мельком видели маленькую старушку в шелках и туфлях на высоких каблуках, поэтому Безмолвный дом и имел такую странную репутацию.
Невозможно сказать, сколько правды скрывалось в этих историях, однако ее вполне хватило на то, чтобы, несмотря на низкую арендную плату, никто не арендовал дом номер тринадцать; никто не решался оказаться лицом к лицу с его призраками. Дом, привидение и легенда стали своеобразной достопримечательностью.
Все закончилось однажды летом, когда в особняке неожиданно поселился Марк Бервин – джентльмен зрелого возраста, приехавший неизвестно откуда. Он арендовал дом номер тринадцать и поселился там, ведя жизнь затворника.
Из-за репутации дома сначала говорили о том, что новый арендатор и недели тут не проживет. Но неделя растянулась на шесть месяцев, а господин Бервин и не собирался уезжать. Тогда соседи перестали говорить о призраке и взялись за обсуждение хозяина дома. За короткое время родилось несколько историй о новом соседе и его привычках.
Люциан слышал многие из этих рассказов от своей домовладелицы. Судя по ее рассказам, господин Бервин жил в полном одиночестве в Безмолвном доме, без слуги и товарища. Он ни с кем не разговаривал и не пускал никого в особняк. Казалось, у него много денег, но его часто замечали пьяным. А госпожа Кебби – глухая уборщица, наводившая порядок в доме, – отказалась ночевать там, потому как предполагала, что с его обитателем что-то не так.
Дензил же мало внимания обращал на подобные сплетни, до тех пор пока его жизнь не оказалась самым невероятным образом переплетена с жизнью таинственного жильца. Их первая встреча оказалась неожиданной и очень странной.
Как-то туманным вечером в ноябре Люциан возвращался из театра. Уже пробило одиннадцать, когда он, оставив кеб у въезда на площадь, пешком направился к своему дому.
Туман был таким густым, что даже в свете газового уличного фонаря ничего не было видно. Люциан осторожно шагал по брусчатке, дрожа от холода, несмотря на то, что поверх вечернего костюма набросил меховое пальто.
Осторожно пробираясь к своему дому, он с тоской думал о горящем камине и об ожидающем его ужине, а посему был поражен, когда услышал знакомые слова Шекспира.
– Быть или не быть! – послышался хриплый голос, – таков вопрос; что благородней духом – покоряться пращам и стрелам яростной судьбы!.. – И затем из тумана донесся звук рыданий.
– Боже мой! – в испуге отпрыгнув, воскликнул Люциан. – Кто тут? Кто вы?
– Потерянная душа! – ответил глубокий голос. – Тот, кому Бог не даст своего благословения! – И незнакомец снова зарыдал.
Кровь Дензила заледенела в жилах, когда он услышал эти слова невидимого существа, плачущего в тумане. Сделав пару шагов, он натолкнулся на человека, сидящего на брусчатке. Тот сидел, закрыв