Крепость. Виктор СтарецЧитать онлайн книгу.
преследовали его. Ковровые дорожки сменились под босыми ступнями холодным бетонным полом. Он уже бежал по подвальному этажу, затем спустился еще ниже, в древние полутемные сводчатые коридоры. Окрашенные оштукатуренные стены уступили место старой кирпичной кладке. Пол под ногами вымощен выкрошившимся кирпичом. Эсэсовцы сокращали дистанцию. За очередным поворотом оказался тупик: коридор уперся в кирпичную кладку. Он вжался спиной в кирпичную стену, словно пытаясь просочиться сквозь кирпич. Иосиф Виссарионович увидел, как из-за поворота не спеша вышли трое эсэсовцев. Они явно знали, что деваться ему некуда. Стало очень страшно. Подойдя на расстояние три метра, эсэсовцы выстроились в ряд, и средний в ряду, самый высокий, со зловещей ухмылкой на холеном лице, поднял автомат и прицелился ему прямо в лицо. Дикий ужас наполнил все его существо, и он закричал.
И от своего крика проснулся. Он даже не понял, успел ли закричать на самом деле, так как дежурный охранник не постучался в дверь. Но, во всяком случае, от усилия крика он проснулся.
Иосиф Виссарионович осознал себя лежащим на любимом диване в своем кабинете на ближней даче. Было темно. Лишь слабый контур ночного света окаймлял задернутое плотной портьерой окно. Сердце бешено колотилось, дыхание учащено. Несколько минут он неподвижно лежал, успокаивая сердцебиение и дыхание. Затем встал, подошел к окну, отодвинул портьеру и поглядел во двор. Аллеи сада, освещенные редкими фонарями, были пусты. Еще не рассвело.
«Что за ерунда?» – подумал Иосиф Виссарионович. Кошмары ему снились всего несколько раз в жизни и каждый раз были связаны с болезнью и высокой температурой. Он вообще отличался крепкой психикой и редко видел сны. Он попытался понять, какие впечатления вчерашнего дня могли стать причиной кошмара, но ничего подозрительного не вспомнил. Все было великолепно. Вечером он с ближним кругом соратников и приглашенными военными отмечал победоносное завершение освободительного похода Красной Армии в Польшу. Ну выпил, понятно, но не более обычной нормы хорошего грузинского вина.
Постояв минут десять у окна, он так ничего и не вспомнил. Успокоив пульс и дыхание, он вернулся на диван и снова заснул.
Прямая как струна, серая от пыли дорога тянулась среди серых, покрытых пеплом полей. Он шел в пыльных сапогах и распахнутой шинели среди таких же, как он, бойцов и командиров Красной Армии. Они брели, опустив головы и шаркая ногами, в бесконечной колонне по десять человек в ряд по этой дороге к серому горизонту. По обочинам дороги шли цепочкой мордастые, самодовольные конвоиры в немецкой военной форме. Перед каждым конвоиром на длинном поводке трусила овчарка. Бежать было некуда. Ощущение безысходности и отчаяния переполняло его. На горизонте показался высоченный глухой забор. Дорога вела прямо в огромные распахнутые ворота. По мере приближения к воротам Иосифа Виссарионовича охватывал ужас. Он точно знал, что входить в ворота ни в коем случае нельзя. За ними его ждет безвозвратная Смерть. Но злая непреодолимая сила вела его вместе со всеми прямо к воротам. Ворота уже близко. Ужас стал нестерпимым. Каким-то краешком сознания Иосиф Виссарионович все же понимал, что это всего лишь сон. Ухватившись всей силой воли за этот краешек, он диким усилием вырвал себе из вязкости кошмара.
Контур окна заметно осветился. Видимо, за окном светало. Он снова полежал, успокаивая дыхание и пульс, затем встал, подошел к окну и выглянул во двор. В предрассветных сумерках хорошо были видны дорожки сада, присыпанные за ночь опавшей лист вой.
«Однако уже 30 сентября, – подумал Иосиф Виссарионович. – Что за чертовщина с этими кошмарами? Сроду со мной такого не бывало!» Он снова попытался понять, что же было причиной уже второго за одну ночь кошмара. Перебрав все события последних дней, он так и не вспомнил ни одного неприятного события. Была, конечно, какая-то бытовая мелочь, но все это так – ерунда. Самое главное, удался его гениальный план, ради которого он даже пошел на союз с этим выродком – Гитлером. Советские войска триумфально освободили исконно российские земли. Так и не поняв, что же послужило спусковым крючком кошмарных снов, он отправился досыпать.
Маленький мальчик стоял на коленях в темном углу сельской церкви перед образом Богородицы в потускневшем серебряном окладе. Разбитый нечаянно соседкин глиняный горшок вылился в порку, полученную от строгой матери, и долгую выстойку в церкви. Мать велела ему замаливать страшный грех – непослушание. И чего было этой клятой вороне усаживаться на изгородь рядом с соседкиным горшком? Метился из лука в ворону, а попал в горшок. Вот теперь стой в церкви и замаливай грехи, да еще с поротой задницей[1].
На потемневшем от времени лике почти ничего нельзя было различить, и только глаза Богородицы сурово глядели на него. Грехи его были велики: ослушался мать, пытался убить живую тварь, разбил чужой горшок. Глаза с образа смотрели прямо в грешную душу. Ему представились жуткие муки грешников в аду: грешники в котле с кипящей смолой и рогатые черти с вилами вокруг. Стало страшно. Он смотрел прямо в глаза лику и повторял снова и снова «Отче наш». Постепенно глаза лика изменились, и сам лик посветлел –
Мать Иосифа Джугашвили отличалась суровым нравом и частенько била сына.