Падший. Рене АхдиеЧитать онлайн книгу.

      Пробуждение

      Сначала нет ничего. Только тишина. Океан забвения всюду.

      А затем обрывки воспоминаний становятся отчетливее. Шепот чужих голосов обретает смысл. И вот уже звучит смех той, кого он однажды любил; трещат в огне камина капли смолы; воздух пропитан ароматом сливочного масла, которое неспешно тает на ломте свежего хлеба.

      А следом из хаоса появляются и видения, становясь четче и ярче с каждым мгновением. Рыдает юная девушка – ее глаза зеленые, точно изумруды, а волосы черные, как разлитые чернила, – она склоняется над ним, сжимает его перепачканную кровью руку и умоляет о чем-то, ее голос звучит хрипло.

      «Кто же я такой?» – задается вопросом он.

      Его охватывает злое веселье.

      Он ничто. Никто. Навеки.

      Запах крови наполняет его ноздри – тот самый аромат, сладкий, дурманящий. Точно благоухающая папайя на фруктовом прилавке в Сан-Хуане в детстве, когда сок тек по рукавам его рубашки.

      Все его нутро заполняет голод. Не тот голод, который он привык испытывать, а всепоглощающая, всеобъемлющая пустота. Ноющая боль стискивает его мертвое сердце, и волна этой кровавой жажды бежит по венам. Голод пронзает его желудок, точно когти хищника, смыкающиеся на своей жертве. Гнев растет в его груди. Появляется нестерпимое желание найти что-нибудь и уничтожить. Отобрать чужую жизнь. Чтобы та заполнила пустоту внутри него. Там, где недавно плескался океан забвения, теперь бегут алые реки, и багрянец стекает, точно ливень, к его ногам, обращая его самого в дикое пламя.

      «Мой город. Моя семья. Моя любовь».

      «Так кто же я такой?»

      Из полыхающего огнем гнева появляется имя:

      «Бастьян. Меня зовут Себастьян Сен-Жермен».

      Бастьян

      Я лежу неподвижно, и мое тело словно парит в невесомости. Его сковала судорога. Я ощущаю себя так, будто меня заперли в темной кладовке, я не могу говорить и задыхаюсь от мысли о своем собственном глупом поступке.

      Дядя предупреждал меня однажды, когда мне было всего девять лет. С моим самым близким другом, Майклом, мы украли упаковку сигар, свернутых руками пожилой леди из Гаваны, которая работала на углу между улицами Бургунди и Сен-Луис. Когда дядя Нико застукал нас курящими в аллее рядом с рестораном «Жак», он отправил Майкла домой, и его голос звучал по-кладбищенски тихо. Плохой знак.

      А потом дядя запер меня в кладовке с упаковкой этих самых сигар и коробком спичек. Он сказал мне, что я не выйду, пока не выкурю все сигары до единой.

      Это был последний раз, когда я курил.

      Мне потребовалось несколько недель, чтобы простить дядю Нико. И несколько лет, чтобы преодолеть отвращение к запаху табака. И полжизни, чтобы понять, почему ему так важно было преподать мне этот урок.

      Я пытаюсь проглотить появившийся на языке призрачный привкус желчи. Не получается.

      Я знаю, что сделал дядя Никодим. Хотя мои мысли до сих пор затянуты туманом – скрыты за завесой слабости моего умирающего тела, – я знаю, что он превратил меня в одного из них. Теперь я вампир, как и мой дядя. Как и моя мать, которая приняла свою финальную смерть добровольно, когда на ее губах блестела кровь, а в руках она сжимала мертвого человека.

      Теперь я бездушный сын смерти, проклятый пить кровь живых до скончания времен.

      Звучит глупо даже для меня, учитывая, что я еще мальчишкой узнал о существовании подобных монстров. Точно это какая-то шутка, рассказанная старой тетушкой, которая не умеет шутить, но обожает все драматизировать. Женщиной, которая может порезаться своим бриллиантовым браслетом и будет рыдать и стонать, если хоть одна капелька крови запачкает ее шелковые юбки.

      И вот я снова становлюсь голодом. С каждым мгновением во мне все меньше и меньше человеческого. Все меньше от того, кем я однажды был, и все больше от того, кем я стану навеки. Демоном, жаждущим крови, которому все мало, которого не спасти.

      Слепящий гнев следует по пятам за моей жаждой, воспламеняясь, как дорожка из селитры, тянущаяся от бочки с порохом. Я понимаю, почему дядя Нико так поступил, однако мне потребуется не одна жизнь, чтобы простить его. Только самое жуткое стечение обстоятельств могло побудить его обратить последнего живого члена его смертной семьи – единственного наследника состояния Сен-Жерменов – в демона Другого мира.

      Его род умер со мной, когда моя смертная жизнь оборвалась так внезапно и скоропостижно. Очевидно, такое решение стало для него последним утешением. Голос звенит