Артефакты. Мария СвешниковаЧитать онлайн книгу.
и поблескивающий вдалеке Сити. Внизу кишмя кишели машины, пыхтели, надрываясь, автобусы, гнусаво ворчали мотоциклы, он же медитировал под дорожный гул и ловил состояние дзена. Подобные рулады его успокаивали, как бы намекая, что жизнь идет. Никаких остановок. Никакой колкой тишины, которой он так боялся. Ему было все равно, чем заполнять эту тишину: скрежетом ремонтных работ, «Бухенвальдским набатом», «Временами года» Вивальди или сплиновским «Бог устал нас любить».
Он все так же пил бергамотовый чай с четырьмя кусками сахара, не вынимал из кружки пакетик и ложку, и те вечно смешивались в единую субстанцию, которую разнять можно было только ножницами. Ему до сих пор было достаточно трех часов, чтобы выспаться, и заплесневелого хлеба, чтобы получить острое кишечное отравление. Из того, что прибавилось к его характеру, – глубокая разочарованность в жизни и, надеюсь, надменный пофигизм. Алек, будто дельфийский оракул, предсказывал гибель искусства как такового. Поначалу сильно ругался на бесталанные ролики и фильмы, потом и с ними смирился, молча и не ропща, выполнял требования заказчика, не пытаясь ничего облагородить и никого облагоразумить, окончательно уверовав в то, что Бог всегда на стороне больших батальонов.
Наши с ним разности множились по часам: он все время куда-то бежал, будто преследуемый Сциллой и Харибдой, а я цитировала Бродского: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку» – и следовала его завету. Оба наших подхода к жизни были химерическими.
Так или иначе, нам стало мало друг друга, и мы совершили роковую ошибку – сознательно и добровольно пустили в наш вакуум третий элемент и не смогли этого простить. Сами себе.
Последний раз я была в квартире Романовича именно в ту злосчастную ночь.
Поэтому я не сразу решилась подняться и замялась потом, как будто пересекала не порог, а линию фронта.
– А ты, я смотрю, наряды не меняешь! – не мог сдержать хохота Романович.
Он встретил нас на пороге в банном халате, который не успел подпоясать. Потом Настя подняла руку, показывая, что не хочет лицезреть его наготу, и скомандовала:
– Кофе! – она разулась и вальяжно села за его рабочий стол.
– И валерьянки, – добавила я иронично и мило.
Надо же как-то сохранять хорошую мину при плохой игре.
– Будет уместно, если и я кое-что попрошу? Например, объяснений? – смущенный Романович потрусил за нами к компьютеру.
– Сначала кофе – потом объяснения! – Настя в критические моменты собиралась в упругую струну и была непоколебима в любых решениях.
Спустя пять минут Романович поставил перед нами две кружки кофе, не пролив ни капли мимо, и, не проронив ни слова, вопрошающе уставился на нас.
– Ты можешь узнать, кто снимал вчера кинки-вечеринку на Трехгорке и каким-нибудь плюс-минус законным методом узурпировать отснятое? – рубанула с плеча Настя.
Романович от удивления присел на край дивана и покачнулся. Проморгавшись, удостоверился, что все это ему не снится. Откинулся на спинку,