«Ревность» и другие истории. Ю НесбёЧитать онлайн книгу.
взял мой мобильник, – сказал он, а когда я якобы опять не понял, то почти нетерпеливо пояснил: – Нашел в списке контактов ее номер и позвонил ей. Хелена подумала, что это я. Они договорились встретиться, и даже при встрече она не поняла, что перед ней не я, а Джулиан.
– Понятно, – сказал я.
– Когда Джулиан вернулся с купания, я напустился на него, и он во всем признался. Я был вне себя, выскочил из дома и целый день провел с другими альпинистами. С Джулианом мы увиделись лишь вечером, в баре. Там он поклялся, что успел позвонить Хелене и повиниться перед ней. Она вроде как даже простила его за то, что он обманул ее. И еще сказал, что они друг в дружку влюбились. Я, разумеется, опять вышел из себя, и… ну да, мы опять поругались.
Я кивнул. Откровения Франца можно было толковать по-разному. Возможно, ревность так распирала его изнутри, что он был не в силах дальше скрывать унизительную правду, хотя и знал, что сейчас, когда его брат бесследно исчез, все это выставляет его не в самом лучшем свете. В этом случае – если он убил своего брата – осознание собственной вины и неспособность держать себя в руках вскоре принесут те же плоды: он сознается.
Но имелось и более заковыристое объяснение: он подозревает, что я именно так и истолковал его искренность, что я полагаю, будто он не в силах выдержать душевных страданий, а значит, если он после таких признаний не сознается в убийстве, я склонен буду поверить в его невиновность.
И наконец, объяснение, лежащее на поверхности: он невиновен и поэтому не думает о последствиях собственной искренности.
Гитарный рифф. Я узнал его сразу же. «Black Dog», «Лед Зеппелин».
Не вставая со стула, Франц Шмид повернулся и вытащил из висящей за его спиной куртки телефон. Он посмотрел на экран, а рифф превратился в вариации после третьего куплета, где ударные Бонэма не попадают в такт гитаре Джимми Пейджа, но западают прямо в душу. Тревор, мой сосед по общежитию в Оксфорде, писал курсовую по математике, где анализировал замысловатые ритмы в «Black Dog» и рассуждал о парадоксе Джона Бонэма, ударника «Лед Зеппелин», прославившегося скорее не благодаря своему уму, а из-за привычки громить гостиничные номера. Тревор сравнивал его с деревенским и с виду туповатым шахматным гением из «Шахматной новеллы» Стефана Цвейга. Что, если Франц Шмид – тоже такой ударник, такой шахматный гений? Франц Шмид коснулся пальцем экрана, гитара умолкла, и он поднес телефон к уху.
– Да? – сказал он, помолчал, слушая говорящего. – Секунду. – И протянул мне телефон.
– Старший инспектор Балли, – представился я.
– Это Арнольд Шмид, дядя Франца и Джулиана, – проговорил голос в трубке. Он говорил по-английски, но с грассирующим немецким акцентом, который так любят высмеивать. – Я адвокат и хотел бы знать, на каком основании вы задержали Франца.
– Мы его не задержали, господин Шмид. Он сам выразил желание помочь нам в поисках брата, и мы приняли его предложение, пока он сам не возражает.
– Дайте трубку Францу.
Молодой человек опять поднес телефон к уху, послушал немного, после чего коснулся