Маг полуночи. Дмитрий ЕмецЧитать онлайн книгу.
народу, отправленная отдирать обои и носить линолеум, куда-то улетучилась. Это те, кто поумнее, сообразили, что присутствие все равно никто отмечать не будет. Зато Грелкину и Буслаеву было никак не слинять. Пни никто не отменял, а ответственность была личной.
В подвале, куда их провели, Мефодий долго и мрачно разглядывал пни. Они оказались самыми настоящими и очень тяжелыми. В незапамятные времена у какого-то дурака хватило ума распилить бревно, а потом еще покрыть все распиленные части краской… под дерево. Наверно, для того, чтобы дерево было поменьше похоже само на себя.
– Ты чего руку поднял? – накинулся Мефодий на Грелкина.
– А? – удивился Грелкин.
– Руку, говорю, чего поднял? – почти заорал Мефодий.
– Кто, я? Я не поднимал!
– Что? Не поднимал? А кто тогда поднимал? – взревел Мефодий, не замечая, как на крайнем пне под его взглядом начинает плавиться краска.
– А разве не ты первый поднял? У меня уши заложены от насморка, – подозрительно принюхиваясь, проблеял Грелкин.
– Придурок! – буркнул Мефодий. Он уже успокоился. Злиться на Грелкина было так же невозможно, как обижаться на пингвина.
Боря осторожно уселся на один из пней и медленно стал жевать банан, извлеченный из сумки. Грелкин был печальный толстый молчун. Обычно он обитал на последней парте, печально грустил и с непонятной значимостью поглядывал на окно, где стоял горшок с засохшей фиалкой, такой же жизнерадостной, как и он сам. На большинство вопросов Боря отвечал односложно: «Ну?», «А!», «Не-а». Учителя не хвалили его и не ругали. Даже к доске вызывали редко, предпочитая просто забыть о нем. Одним словом, Боря Грелкин был одним из тех, чье присутствие одноклассники не замечают даже в самую большую лупу.
– Ты собираешься пни таскать или как? – окончательно успокоившись, спросил у него Мефодий минут через пять. Он вспомнил, что с Борей требуется по возможности говорить мягко, чтобы он не умер от ужаса.
Грелкин задумчиво посмотрел на свой живот и отряхнул с него крошки.
– Мне нельзя ничего поднимать. У меня грыжа выпадала в прошлом году, – сообщил он уныло.
– А почему ты завучу не сказал?
– А она не спрашивала.
Мефодий зажмурился, досчитал мысленно до десяти, чтобы не порвать Борю на десять маленьких идиотов, и стал переносить пни в одиночку. Пни были тяжеленные, и на лестницу их приходилось закатывать, беря каждую ступеньку приступом. Уже с первым пнем он намучился так, что, закатив-таки его в актовый зал, вниз добрел едва живой.
Когда он вновь ввалился в подвал, Боря Грелкин заканчивал задумчиво облизывать пальцы.
– Знаешь, он какой-то странноватый на вкус! Но вообще, глобально выражаясь, дрянь! – произнес Грелкин фразу просто феноменальной лично для него длины.
– Кто «он»?
– Да чернослив!
– Какой чернослив? – не понял Мефодий.
– Там, в рюкзаке у тебя лежал. Твой рюкзак грохнулся с пня, я стал собирать твои учебники,