Кишот. Салман РушдиЧитать онлайн книгу.
– это те, кто постоянно – и не безосновательно! – чувствует угрозу со стороны вашей партии и ее последователей.
– Я не собираюсь терпеть эту чертову показуху! – закричал пожилой Хьюго Фитч. – И поддерживать тех, кто пропагандирует обратную дискриминацию, не собираюсь.
– Это вынужденные ответные меры.
– Это обратная дискриминация! – повторил он. – Все, что меня волнует, это чтобы ответственный пост занял подходящий человек, мне плевать, какой он будет – желтый, коричневый, синий, розовый, зеленый, черный, голубой!
– Вы плюетесь за обеденным столом этого человека, – указала баронесса. – Будь у меня такие взгляды, я бы хорошенько подумала перед тем, как приходить сюда.
– Я пришел не для того, чтобы решать здесь чертову проблему мигрантов, – неприлично громко ответил Фитч, махнув бокалом с красным вином, который, возможно, излишне часто освежал. – Учтите, если вы готовы оказать человеку поддержку только из-за цвета его кожи, вы поддерживаете врага!
– Какого именно врага, позвольте полюбопытствовать, – голос Аретты Алагоа, напротив, звучал очень тихо, – может статься, что и вас?
Слушая эту глупую мелочную перепалку, напоминающую булькающее зелье из яда и ксенофобии, которое готовят нынче все ведьмы новой Англии, Сестра поймала изумленный взгляд мужа и едва сдержалась, чтобы сидевший где-то в глубине ее души исполненный справедливого негодования украинский олигарх не прокричал во весь голос: “Какое разочарование!”
В конце концов старая Англия со своим неизменным принципом “не раскачивать лодку” все же дала о себе знать, спорящие сгладили углы, вечер закончился так, как было задумано, и гости разошлись. Сестра же по-прежнему ощущала присутствие призрака, была потеряна, а ее мысли все сильнее уходили от нынешнего политического взлета, и она падала в кроличью нору прошлого. Насколько теперь сильна ее обида на Брата? Было ли то, что нельзя простить, на самом деле совершенно непростительным или лишь отчасти непростительным? Дочь ругала ее за то, что она даже не пыталась сблизиться с Братом. Она прочитала и на удивление высоко оценила несколько бульварных шпионских романов своего дядюшки и, к сожалению, гордилась своим родством с писателем.
– Уж не знаю, что между вами произошло, но это было сто лет назад, – убеждала она мать, – ты на каждом углу твердишь о культуре оскорбленности, у человека есть право не считать себя обиженным и все такое, а сама нянчишь свою обиду, как маленького щенка. Хватит уже! Если он умрет или с ним случится несчастье, ты никогда себе не простишь, что так и не помирилась с ним.
Возможно, Дочь была права. Возможно также, Сестра в большей степени боялась саму себя, боялась, что ему снова удастся разбудить в ней темное начало. Они встретятся, упадут друг другу в объятия, со слезами и смехом признают, какими идиотами были все эти годы, вместе оплачут то, чего нельзя вернуть, потом расскажут о том, как жили все это время, о детях, возлюбленных, о работе,