Будь ножом моим. Давид ГроссманЧитать онлайн книгу.
наши сердца вдруг сковало внезапным страхом и чувством вины – даже твое сердце, Мириам, твое непорочное сердце, от которого никто на свете не станет допытываться, чем и с кем ты занимаешься. Признай, признай же, как скоро змеи начали жалить нас изнутри, верно? Они наказывают нас даже за желания наших сердец, даже за сладостные грезы. Я тут же слышу, как сладко причмокивает мой отец, рассказывая матери, что он застукал своего начальника, полковника, в кабинете за поцелуем с какой-то солдаткой.
Довольно. Я утомился. Добрый дух меня покинул. Посмотри, как сложно мне представить даже самое начало. Тоннель совсем забился грязью и камнями.
(Продолжу позже.)
Я.
Ночь.
И вот, наконец, в этот самый миг, раскрылась загадка земных недр, и тысячи водяных струй брызнули из потайных поливалок (ну конечно, что еще я способен выдумать). Мы оба вскрикнули от неожиданности и побежали, куда глаза глядят – но только не в единственно верном направлении, только не наружу. Да и что нам было делать снаружи? Мы улыбнулись и нарочно повернули не туда, нас манило и влекло самое мокрое, самое затопленное место, на котором сомкнулись все струи воды, и там мы, наконец, удивленно столкнулись, крепко схватились друг за друга и обнялись, несчастные беженцы наводнения, крича явно громче, чем это было необходимо:
– Нужно как-то отсюда выбираться!
– Дай хотя бы твою книгу, чтобы не намокла!
– Но ты в воде точно так же, как и я!
Но, в общем-то, мы уже не двигаемся, смотрим сквозь воду, от которой немного синеют губы, и капли света поблескивают в твоих прекрасных волосах, каштановых, густых и непокорных, с несколькими тонкими нитями серебра (никогда не крась их! Это последняя просьба приговоренного к тебе: пусть их постепенно запорошит серебром). Мы дышим слишком быстро, смеясь над собственной глупостью, над тем, как попали в ловушку и вымокли, совсем как дети, полощем горла заполнившей их водой, и пьяные слова плавают у нас во рту. Взгляни на нас – какие мы вымытые и блестящие в этих струях, словно бутылки, уцелевшие после кораблекрушения, – и внутри нас все еще спрятаны письма. А пока что видно по нам невооруженным взглядом? Например, что ты старше меня, ненамного, и сдается мне, что разница в возрасте немного тебя пугает. Но я никогда не был твоим учеником и вдруг слышу, как говорю тебе без малейшей логики – только потому, что мне просто необходимо сказать сейчас же, пока мы еще в воде, – что всегда, почти по сравнению с каждым человеком, иногда даже с моим сыном, мне почему-то кажется, что я – младший, менее опытный, юнец. А ты слушаешь и тут же все понимаешь, как будто само собой разумеется, что мужчина первым делом сообщает женщине подобные сведения, повстречавшись с ней в воде.
Послушай, я никогда не писал ничего более странного, все тело напряглось и задрожало…
На чем мы остановились? Нельзя сейчас останавливаться, нельзя упускать эту внутреннюю дрожь! Одышка постепенно успокаивается, но мы не отдаляемся друг от друга, мы все еще соприкасаемся