О любимых во весь голос плачу. Владимир Сергеевич НеробеевЧитать онлайн книгу.
на Франтика панический страх. Стоило нам кому-то нагнуться к пылесосу или прикоснуться к нему, Франтик медленно на цыпочках, словно крался к жертве, тихо уходил в самую дальнюю точку дома. На втором этаже прятался в детской комнате, на кровати и обязательно под подушкой; внизу убежищем ему служил топчан на веранде, за которым он чувствовал себя, как за каменной стеной.
Надобно рассказать вам, как Франтик относился к еде. Ни один ребёнок в мире, будь он капризным-прекапризным, не годился бы ему в подмётки. Я не помню случая, чтобы он что-то съедал с аппетитом, кроме, конечно, ирисок «золотой ключик», если при этом можно назвать аппетитом те мученья с прилипанием зубов. Режем, к примеру, ломтик варёной колбасы или котлету кладём на блюдце, что в углу на кухне. Зовём его к завтраку (не позови, он вообще не придёт ни сегодня, ни завтра, ни через неделю). Ковыляет из зала нехотя, лениво, неуклюже переставляя лапы, словно в штаны навалил. Подойдёт к блюдцу, долго-долго смотрит на кушанье, потом обернётся на нас, сидящих за столом и с аппетитом уплетающих завтрак, как бы вопрошая: «И это всё мне!??». Ни за что сам не притронется к еде. Отщипнёшь кусочек колбасы или котлеты, сунешь ему под самый нос, тогда соизволит пожевать, да и то с таким видом, словно ему дали горькую-прегорькую пилюлю. Кстати, о них, о таблетках. Франтик однажды заболел чумкой. (Это страшная болезнь для животных). Спасти его от гибели могли только таблетки, прописанные ветеринаром. Впихнуть их в пёсика не было ни какой возможности,– он тут же их выплёвывал. Пошли на хитрость: толкли таблетки меленько-меленько, разбавляли молоком и обязательно тёплым: в холодном молоке крошки таблеток плавали сверху, и Франтик легко от них избавлялся. Обладай Франтик анализом (а это присуще только человеку), последствий от чумки можно было избежать, и вылечиться до конца. Но этого не произошло. Страшная болезнь в память о себе оставила в собачке тик: задняя левая лапка дёргалась ежесекундно в такт биения сердца, и с этим ни чего нельзя было поделать: всю оставшуюся жизнь пёсик бегал на трёх лапках с поджатой задней. Правда, когда надо было удирать от злой собаки или свирепого кота, Франтик «включал все четыре скорости».
Для Франтика и Атоса я выглядел лохом: меня можно было когда угодно разбудить, дабы справить лёгкую нужду на улице, в любой момент позвать на помощь. Статус жены и детей, не дозволял ни Атосу, ни Франтику делать подобное, разве что в моё отсутствие, когда я уезжал на рыбалку.
Атос просыпался среди ночи, а чаще всего под утро. Сядет супротив меня на полу и долго-долго смотрит, не шевельнусь ли я. Если долго не шевелюсь, дабы не разозлить меня, полушёпотом « мя»-кнет и сидит, ждёт пока проснусь. На выручку Атосу в таких случаях приходил Франтик: он был при мне как бы адъютантом, а стало быть, ему дозволялось меня «тревожить» в любое время суток. Услышав проснувшегося кота, Франтик мигом оказывался на полу и, как всегда, начинал лизать Атосу нос, за что тут же получал в лобешник лапой. Без всякой обиды на кота за оплеуху Франтик настойчиво тявкал пару раз,