Собственные записки. 1829–1834. Н. Н. Муравьев-КарсскийЧитать онлайн книгу.
порядочные люди из грузин смеялись и безвредному бунту тифлисскому, и странной процессии мальчиков, и беспрерывным страхам.
Позднее, когда уже были получены известия от Бурцова об освобождении Ахалцыха, то сим воспользовались, дабы обнародовать толпе, что в собрании пешего ополчения миновалась надобность, и чтобы каждый оставался у себя дома покойным. Сим все прекратилось, в деревнях и городе все утихло; но народ втайне чувствовал победу свою и торжествовал…
В конце года и следующем 1830 году многие дорого поплатились за сии меры и страхи. По возвращении с похода в Тифлис неожиданно арестованы были лица из самых лучших фамилий. Более всего невзгода сия пала на князей Орбелиановых, в числе коих был и Мамука, молодой человек отличных правил, служивший некогда в полку моем, женатый на дочери князя Эристова[15], посланный в прошлом году с трофеями, взятыми у неприятеля, и донесением к государю, наконец переведенный в Лейб-казачий полк и находившейся на бессменных ординарцах у Паскевича. Ему объявили, что он под судом по тайному следствию, над ним произведенному, за подущение народа к сопротивлению при наборе милиции. То же было объявлено и другим якобы соумышленникам его. У них были отняты сабли; но они имели свободу везде бывать, и никто их ни о чем не спрашивал, хотя они и полагались под судом. Не знаю, чем дело сие кончилось, только не полагаю, чтобы их нашли в чем-либо виновными, особливо Мамуку, который слишком уже обрусел и не имел никаких выгод действовать таким образом. Напротив того, он говорил, что всячески старается склонить жителей к повиновению, в чем состояла и существенная польза князей и дворян, находивших в рекрутских наборах одно средство к укрощению крестьян своих, вышедших из повиновения, и сие казалось мне весьма правдоподобным. Орбелианову прискорбно было подозрение, которое на него имели, но он был совершенно покоен на счет решения суда; боялся только, чтоб не приступили к каким-либо насильственным мерам без всякого исследования и обвинения, чего можно было ожидать.
Старик князь Эристов был в отчаянии.
– Мамука не виноват, брат, – кричал он. – Я вам доложу, если он виноват, я его сам застрелю; я повешу его сам.
Дело сие, казалось, было последствием крамолы и давнишней злобы некоторых на фамилию Орбелиановых. Говорят, что доносы на них были сделаны армянами, старавшимися через сие скрыть собственные свои поступки, противные мерам правительства при образовании ополчения, что армяне рассылали везде людей с различными разглашениями, и что главным доносчиком был сам известный Курганов, что весьма вероятно.
Средство произведения тайных следствий еще не было никому известно до того времени в Грузии, и говорили, что на сие употреблялся старый интендант Жуковский, который, казалось, уже и перестал заниматься по интендантской части, и все был болен или ездил на тайные переговоры к Паскевичу, просиживал с ним долгое время, и из сих сокровенных бесед выпускали его сердитого, встревоженного, злобного, со всеми
Князь Мамука Тамазович Орбелиани женился 5 февраля 1827 г. на Кетеван Георгиевне Эристави, доводившейся дочерью князю Георгию Евсеевичу Эристову.