Слово о полку Игореве. СборникЧитать онлайн книгу.
Луку моря, отъ желѣзныхъ великихъ плъковъ Половецкихъ яко вихръ выторже – и падеся Кобякъ въ граде Кіeвѣ, въ гридницѣ Святъславли. Ту Нѣмци и Венедици, ту Греци и Морава поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во днѣ Каялы, рѣкы Половецкія, Рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь высѣдѣ изъ сѣдла злата а въ сѣдло кощіево. Уныша бо градомъ забралы, а веселіе пониче. А Святъславь мутенъ сонъ видѣ въ Кіевѣ на горахъ. «Си ночь съ вечера одѣвахуть мя, рече, чръною паполомою, на кроваты тисовѣ; чръпахуть ми синее вино съ трудомь смѣшено; сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно, и нѣгуютъ мя; уже дьскы безъ кнѣca в моемъ теремѣ златовръсѣмъ. Всю нощь съ вечера бусови врани възграяху; у Плѣсньска на болони бѣша дебрьски сани и несоша я къ синему морю».
И ркоша бояре князю: «Уже, княже, туга умь полонила. Се бо два сокола слѣтѣста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону: уже соколома крильца припѣшали поганыхъ саблями, а самаю опуташа въ путины желѣзны. Темно бо бѣ въ 3 день: два солнца помѣркоста, оба багряная стлъпа погасоста, и съ нима молодая мѣсяца, Олегъ и Святъславъ, тъмою ся поволокоста и въ морѣ погрузиста, и великое буйство подаста Хинови. На рѣцѣ на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла – по Руской земли прострошася Половци, аки пардуже гнѣздо. Уже снесеся хула на хвалу. Уже тресну нужда на волю. Уже връжеса Дивь на землю. Се бо Готскія красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю: звоня Рускымъ златомъ, поютъ время Бусово, лелѣютъ месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселія».
Тогда великій Святславъ изрони злато слово слезами смѣшено, и рече: «О моя сыновчя Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славы искати. Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую проліясте. Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузѣ скована, а въ буести закалена. Се ли створисте моей сребреней сѣдинѣ! А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовои брата моего Ярослава съ Черниговьскими былями, съ могуты, и съ татраны, и съ шельбиры, и съ топчакы, и съ ревугы, и съ ольберы. Тіи бо бес щитовь съ засапожникы кликомъ плъкы побѣждаютъ, звонячи въ прадѣднюю славу. Нъ рекосте: «Мужаимѣся сами, преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами подѣлимъ!» А чи диво ся, бpaтіe, стару помолодити? Коли соколъ въ мытехъ бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ: не дастъ гнѣзда своего въ обиду. Нъ се зло: княже ми непоcoбіe. На ниче ся годины обратиша! Се у Римъ кричатъ подъ саблями Половецкыми, а Володимиръ подъ ранами. Туга и тоска сыну Глѣбову!»
Великый княже Всеволоде! Не мыслію ти прелетѣти издалеча отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти. Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногатѣ, а кощей по резанѣ. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стрѣляти – удалыми сыны Глѣбовы.
Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли злачеными шеломы по крови плаваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкаютъ акы тури, ранены саблями калеными на полѣ незнаемѣ? Вступита, господина, въ злата стремени за обиду сего времени,