Пляс Нигде. Головастик и святые. Андрей ФилимоновЧитать онлайн книгу.
– сотрудником японского консульства по фамилии Сакабэ. Однако на первых же допросах выяснилось, что в то время Гуркин за пределы Горного Алтая не выезжал (у него не было паспорта), а Сакабэ не работал в новосибирском консульстве.
Дело развалилось, но компромат остался.
Три года спустя НКВД возглавил “железный нарком” Ежов, которого не смущали такие мелочи как отсутствие улик. Если факты противоречат признаниям – тем хуже для фактов! Григория Ивановича вторично арестовали в мае 1937 года, и никаких шансов выскочить из “ежовых рукавиц” уже не было.
После первого допроса он всё понял о своей незавидной участи и чистосердечно признался в том, что в 1901 году на свидание в Петербурге Потанин привёл к нему японского дипломата с методичкой по организации терактов против советской власти. А что никакой советской власти тогда в помине не было – так это нарочно, чтобы никто не догадался.
Следствие установило (не спрашивайте – как), что, проживая в Монголии, Гуркин Г.И. наладил преступную связь с японскими дзен-буддистами, от которых получил динамитные шашки и запальные фитили для подрыва Транссибирской магистрали. Указать место схрона взрывчатки подследственный не смог, что-то путаное бормоча про иллюзорность этого мира.
Но внутренние органы не проведёшь заумными разговорами. Они видят врага даже в густом философском тумане. Находят и карают безжалостно. Вместе со старшим сыном Григорий Иванович был расстрелян в октябре тридцать седьмого, когда Ежов и Вышинский после очередного запоя разом подмахнули накопившиеся за несколько месяцев приговоры провинциальных троек. Позднее Роберт Конквест назовёт деятельность этих троечников “Большим террором”…
Через пять лет после гибели Гуркина фантаст Иван Ефремов напишет очерк “Озеро горных духов” – о вымышленном, но легко узнаваемом художнике Чоросове, который, принимая автора у себя в мастерской, рассказывает, какие странные видения посетили его на берегу озера во время работы над картиной:
“На удалявшейся границе света и тени я вдруг заметил несколько столбов призрачного сине-зелёного цвета, похожих на громадные человеческие фигуры в мантиях”.
Рассказчик, геолог по профессии – это важно, – рассматривая холст, обращает внимание на мрачные красные отблески и густые “до кровавого тона” пятна в изломах скал. Как будто горы кровоточат предчувствием гражданской войны, и духи облизываются, предвкушая тучную жертву.
На всякий случай выспросив у художника координаты чудесного места, автор садится на коня и уезжает в Среднюю Азию, где занимается геологией, продолжая регулярно грезить о картине, скрывающей тайну, в которую почему-то хочется проникнуть.
“Озеро горных духов продолжало стоять перед моим внутренним взором”, – интригует автор, подкручивая фокус микроскопа с образцами породы на предметном столике.
И что же мы видим? В окуляре трепещут кроваво-красные отблески, точно такие же, как те, что Ефремов разглядел