Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия. Виктор ТюринЧитать онлайн книгу.
Помимо традиционных крестьянских запасов, подпол чуть ли не на треть был забит ящиками и коробками с надписями на немецком языке. Глаза уже привыкли к темноте, и я различил в углу лужу, в которой лежало стеклянное крошево, все, что осталось от бутылей с самогоном. Нашел лесенку, приставил к стене и вылез.
– Там продуктов столько, что взвод… – начал я говорить, но командир кивнул головой, типа все понял, и продолжил в быстром и жестком темпе допрашивать «пана Стефана». Командир, в прямом смысле этого слова, выбивал из него правду. Мне даже показалось, что в этой жестокости есть что-то свое, личное.
Староста, его жена и две бандитские шлюхи сидели на лавке у печки с побледневшими лицами и глазами, полными ужаса. Спустя полчаса вернулись трое наших парней, посланные, чтобы прочесать деревню. Они никого не обнаружили, потому что, если и были такие, то забились по щелям, словно тараканы.
Мы засветились, причем так, что догадаться о русской диверсионной группе гитлеровцам не составит никакого труда. Правда, жители деревни видели немцев и слышали только немецкую речь, но то, что приехавшие солдаты уничтожили группу карателей, говорило только об одном: что это были русские диверсанты. Я не мог знать, что на столь непрофессиональный шаг командира толкнула обычная человеческая месть, так как не знал, что во второй группе десантников, уничтоженных карательным отрядом Гоноровского, был младший брат Камышева. Кроме того, командиром одного из погибших отрядов разведчиков был его большой друг, с которым он воевал еще в Испании. Если теперь мы точно знали, как погибли три группы наших разведчиков, то время нашей «невидимости», конечно, скоро истечет, после чего на нас откроют настоящую охоту.
После допроса командир встал, оглядел всех и только потом сказал по-немецки:
– Нам нельзя оставлять следов, а я это правило нарушил. Моя вина, и мне ее исправлять. Сашко, смени на посту Мартынова, пусть быстро поест, а остальные начинайте отбирать продукты и грузить в машину.
Услышав эти слова, Гоноровский, кривясь от боли, вдруг неожиданно сказал:
– Есть у вас такая поговорка: сколько веревочке не виться, а все равно ей конец будет. Да, комиссар?
Командир ничего не ответил, только мазнул по нему яростным взглядом. Мы принялись за погрузку. Когда закончили, Камышев сказал:
– Идите, парни. Ждите в машине.
Разведчики с виноватыми лицами быстро вышли. Они понимали, что убрать свидетелей необходимо, но сами в душе были рады, что это дело не поручили никому из них. Одно дело убивать гитлеровцев и их пособников в бою, а здесь гражданские люди, к тому женщины. Парни ушли, а я остался стоять. Камышев бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, только поднял руку с пистолетом, готовясь стрелять.
– Не убивайте, люди добрые! – вдруг заголосил староста. – У меня деньги! Золото! Все отдам, только не убивайте! Никого не убил! Крови на мне нет! Бога побойтесь!
– Где? – быстро спросил я.
– В подполе. За бутылями с самогонкой. Кирпич надо вынуть. Он у самого низа! Там…
– Я в деле, командир.
Камышев