Абхазия. Осенний трип. Евгений ПетропавловскийЧитать онлайн книгу.
камешки, любуясь открывавшейся взору нерукотворной сухумской ведутой в обрамлении моря и гор, и сожалея о том, что не тянет меня сочинить какое-нибудь гениальное стихотворение, а паче того – что я не умею рисовать.
Впрочем, не я первый, не я последний. Даже Антон Павлович Чехов писал из Сухума: «Если пожил бы я в Абхазии хотя бы месяц, то, думаю, написал бы с полсотни обольстительных сказок. Из каждого кустика, со всех теней и полутеней, на горах, с моря и с неба глядят тысячи сюжетов. Подлец я за то, что не умею рисовать…». Возможно, и я, пожив месячишко-другой в Апсны, умудрился бы накропать если не шедевральную нетленку, то хотя бы увлекательные путевые заметки. Однако несколько дней – слишком малый срок, ничего толком не успеть.
С другой стороны, Айвазовскому-то и одного дня хватило, чтобы на борту военного корабля «Силистрия» сделать рисунок «Русская эскадра у берегов Абхазии». А если быть точным, то гораздо быстрее: пожалуй, за час-полтора… И Толик, вон, уверенным темпом продвигается к финалу. Видно, тут всё дело в отпущенной человеку мере таланта; а время – штука относительная, для каждого оно течёт по-разному. Возможно, время – это вообще абстракция, возникающая исключительно в нашем сознании для посильного восприятия мира ввиду отсутствия в нём иного организующего начала. По крайней мере, именно так полагали Аристотель и Лейбниц, и даже, кажется, Эйнштейн.
Пока я рефлексировал относительно непроявленности собственных смыслов, из-за калитки вышла Амра. И, устроившись у Толика за спиной, принялась подбадривать его тоном завзятой футбольной тиффози:
– Давай, Толик, шуруй! Вот здесь, поярче яблоки выписывай, поярче! Вот так, молодец, вот так! Давай-давай жми мастихином посильнее!
Наконец Толик бросил работу и принялся вытирать руки тряпицей.
– Яблоки не получаются, цвет не тот, – посетовал он. – Я не все краски взял из дома. Придётся дописать позже.
Я тоже приблизился, заглянул через его плечо:
– А мне нравится.
– Да нет, не годится так, – махнул он рукой. – Расписываться надо, как минимум несколько дней расписываться…
И понёс этюд на балкон – сохнуть.
Я поднялся по лестнице следом за ним. Обнаружив на столе кувшин с вином, налил себе стакан – выпил. Ощутил, как живительное тепло побежало по жилам, проникая во все закоулки моего измученного нечаянной трезвостью организма. Близлежащий континуум тотчас стал свежее и постижимее. Жизнь заиграла благоприятными красками, кои не омрачила даже Вера, выглянувшая в этот момент из спальни и с укоризненным видом покачавшая головой:
– Ай-я-яй…
Затем Вера скрылась. А Толик принялся рассказывать мне разные истории о женщинах, случавшихся в его жизни. И рассказывал минут двадцать – до тех пор, пока снизу, от калитки, не раздался голос Амры:
– Ну что, едем?
– Едем! – бодро отозвался я.
Через несколько минут я, Вера и Амра