Война девочки Саши. Павел ГушинецЧитать онлайн книгу.
овощной похлёбки. Ароматы варева предательски поползли по улице. И Бируков тут как тут. Зашёл в дом нагло, уселся за стол, сам достал тарелку, ложку и рукой махнул:
– Наливай гостю!
– Какой ты мне гость?! – упёрлась Люба. – Иди отсюда!
– Тарелки варева жалко? – прищурился Бируков. Сам улыбается, а глаза злые-злые.
– У меня дети голодные из-за тебя останутся.
– Небось не оголодают. Вам же, евреям, манна с неба падает. Фамилия у Любы Петрова. О том, что отца её детей зовут Яков Рувимович, только местные знают. А немцам только намекни. Скрипя зубами, налила Люба «гостю» полную тарелку. И тот съел, хоть каждую ложку голодные дети провожали взглядами. Ещё и поблагодарил.
Или вот ещё.
Бабушка Саши была известная портниха. Шила всем на заказ и брюки, и рубашки. До войны был хороший приработок, да и сейчас помогало не оставаться голодными. Саша помнила, как по вечерам при свете керосинки бабушка методично втыкала иглу в длинные куски ткани, что-то резала скрипучими ножницами, а наутро на спинке стула висела новая, красивая вещь.
Вот однажды вечером Бируков и пришёл к бабушке:
– Сшей мне рубаху, моя расползается уже.
– Что значит сшей? – ворчит бабушка. – Материал давай, нитки.
Деньги за работу.
– Давай по-соседски. Мы ж русские люди, должны помогать друг другу в это непростое время.
– Тебе и так помогают, – огрызнулась бабушка. – Вон рожа сытая, лоснится. И самогоном несёт. Иди себе, пока я за кочергу не взялась!
– Не сделаешь – я полицаям скажу, что у тебя дети – коммунисты на фронте. Тебя расстреляют. Малые с голоду помрут.
Бабушка держала в руках ножницы. На секунду Саше показалось, что сейчас она вонзит эти ножницы в горло Бирукова. Ведь бабушка всегда сама по осени резала кабанчика и крови не боялась. Сам Бируков тоже, видать, что-то заподозрил, поэтому отступил на шаг:
– Эй-эй, не балуй!
– Сядь! – резко сказала бабушка.
У Бирукова подкосились ноги, и он опустился на табуретку:
– Михайловна, ты, это…
Бабушка потянулась к полке и взяла портняжный метр. Наутро новая рубаха была готова.
Когда улицу угоняли в лагерь, Бируков стоял в стороне с полицейскими, курил, о чём-то разговаривал. К нему подошёл немец, толкнул в спину прикладом. Но тут Тюрьков что-то сказал ему, и немец отстал. Саша видела, как Бируков кланялся Тюрькову, но полицай только махнул рукой, гадливо сплюнул и отошёл в сторону.
Вместе с отступающими немцами Бируков исчез. Где ходил, что делал, никто не знает. Вернулся почти через год худой, оборванный, с голодными воспалёнными глазами. Сел на полусгнившую скамейку у своего дома и принялся клянчить у проходящих махорку.
Как война закончилась, думали, расстреляют его. Как-никак помогал врагу на оккупированной территории. Свидетелей – вон, целая улица. Каждый день ждали, что приедут из Воронежа «кто надо» и заберут. Так и не забрали.
Вернувшиеся с фронта мужики