Дела семейные. Рохинтон МистриЧитать онлайн книгу.
примирительно улыбнулся он. – Но от моих протезов пахнет. Я уже пять дней не чистил их.
Она выхватила стакан из его рук и, стискивая зубы, понесла в ванную. Вылила воду, следя, чтобы протезы не выпали из стакана, положила в стакан щепотку мыльного порошка, добавила чистой воды, поболтала, дважды ополоснула и вернулась к Нариману, довольная тем, что выполнила задачу, избежав прикосновения к протезам.
Нариман с благодарностью вставил зубы. И передернулся, ощутив вкус мыла.
– Что не так? – спросил Джал.
– Все в порядке. Спасибо за чистые протезы. Кстати, а Роксана знает про меня?
– Как ты думаешь? – озлилась Куми. – Была у меня хоть одна свободная минутка с тех пор, как ты пошел и переломал себе кости? Прошу прощения, если не угодила вашей светлости обслуживанием.
– Не сердись, Куми, – взмолился Нариман, – извини, я не подумал.
Сон еще не пришел и не смягчил боль, но он ответил молчанием на «спокойной ночи, папа» из коридора. Рука заскользила у двери, нащупывая выключатель. Свет погас.
Благословенная темнота. Нариман поерзал – липкая кожа зудела, умоляя посыпать ее тальком. Он попытался почесать спину. После его возвращения из больницы ни Джалу, ни Куми не пришло в голову сменить ему белье. Или дать ему влажное полотенце, не говоря уж о том, чтобы обтереть губкой. Сделали бы, если попросить, но руки у них такие неловкие, что лучше не рисковать.
Приподняв правое плечо, он дал потолочному вентилятору медленно обдуть спину. Он смотрел на окно, на стекла, освещенные уличными фонарями. Четкий рисунок прутьев оконной решетки странным образом давал успокоение. Старые друзья, он хорошо их изучил в те долгие часы, когда держался за них, стоя у окна в ожидании появления Люси. С них лупилась краска, иногда он ногтем сцарапывал чешуйки… как чешуйки перхоти в молодости, когда у него еще были волосы. Ногти. Пальцы. Платье Люси… Он прозвал это платье кларнетным, потому что в нем она выглядела узенькой как кларнет… Так он сказал ей… «Когда мы были юны… в дни нашей весны…»
«О прошлом тоскуя, мы вспомним о нашей весне, о, как вас люблю я, в то утро сказали вы мне… о прошлом тоскуя, мы вспомним о нашей весне…»
Он не то сам напевал, не то слышал слова песни… Их любимой песни, ставшей их с Люси песней с того воскресного вечера, когда они посмотрели «Большой вальс». Он вспомнил, как они пошли на последний сеанс в «Метро». В тот вечер он придумал название для ее желтого платья… а после картины сказал, что она красивей Милицы Корьюс. Они дошли пешком до Куперидж-майдана, отыскали себе скамейку подальше от толпы, собравшейся слушать военный оркестр, громко игравший энергичные марши. Деревья и кустарник отгородили их с Люси от эстрады.
Его пальцы прошлись вверх и вниз по крупным желтым пуговицам, осторожно нажимая каждую. «Это я играю на кларнете», – сказал он. Люси засмеялась и поддразнила его, сказав, что он не те клапаны нажимает. Он воспринял это как вызов. Они целовались, его пальцы расстегнули пуговицы, скользнули под ткань, потом в лифчик, нащупывая