Отпусти кого любишь. Иосиф ГольманЧитать онлайн книгу.
и подписывал заключение о смерти. Но он дал команду везти живого человека в морг. И это накладывало на него некие обязательства, правда, самому ему пока неясные. Их просто как-то невидимо связало. Вот и ходит сюда по десять раз на дню. И наблюдает одну и ту же совершенно безрадостную картину.
Жизненные показатели в норме, состояние стабильное. Сознания нет. И неизвестно, будет ли. Зато известно, что ходить – да что там ходить – шевелиться даже! – этот больной не будет никогда.
Иван Семенович осуждающе глянул на еле видную полосочку, змеившуюся через шейный позвонок на одном из рентгеновских снимков. Именно эта сволочная полоска сделала еще молодого и сильного человека полнейшим инвалидом. А второй снимок – затылочной части черепа – заставил рентгенолога предположить, что дальнейшая жизнь этого человека, вполне возможно, будет чисто растительной. Впрочем, на этот счет у Ивана Семеновича было свое, более оптимистичное, мнение.
– Что, Иван Семеныч, не просыпается? – поинтересовалась баба Мотя, тоже заходившая в палату явно чаще, чем этого требовали ее служебные обязанности.
– Пока нет, – ответил доктор.
Леонид молча наблюдал происходящее со своей койки.
– А очнется?
– Думаю, да. Давление стабильное, кровь неплохая. У него просто железный организм.
– Слава богу, что мы вчера задержались в холодильнике. Если б быстро выложили, он бы ночью от холода помер.
– Знать бы, что лучше… – задумчиво произнес доктор. И осекся: на него пристально смотрел больной.
Своим шестым медицинским чувством Иван Семенович понял, что его слова больным были услышаны и прочувствованы. И еще: они не открыли больному Америку. Если бы он мог, он бы понимающе улыбнулся. Но он не мог даже этого.
У доктора наконец проснулись его условные рефлексы. Он наклонился к больному:
– Вы меня слышите? Если да, закройте глаза.
Больной послушно закрыл глаза.
– Вы можете говорить?
Глаза открыты.
– У вас что-нибудь болит?
Глаза открыты.
– Плохо тебе, милый? – совсем не по-медицински спросила баба Мотя и погладила лежащего по повязке.
… Глаза закрылись надолго.
Ольга Сергеевна шла по коридору своей знаменитой летящей походкой. Полы накрахмаленного халата развевались, высокий белый колпак делал еще строже и без того холодное, хотя и очень красивое лицо.
«На этой двери – поправить табличку, – машинально отмечала она. Услышав из процедурной чересчур громкий для больницы смех, мысленно отметила в своем «гроссбухе» и это. – Опять небось Наташка. Никак не понимает».
Она ровно относилась к местной возмутительнице спокойствия, но та ненавидела Ольгу Сергеевну всей своей искренней душой. В Ольге Сергеевне Наташка наблюдала все, что лично не любила. Например, Наташка не представляла, как можно провести в этих вонючих стенах столько лет жизни! Нет, Наташка не такая дура, как баба Мотя или Ольга Сергеевна. Не все же