Гнига зауми и за-зауми. Александр БренерЧитать онлайн книгу.
напал на Маринетти, когда тот приехал в Россию.
Он считал Маринетти пижоном.
Хлебникова интересовали русалки, а не автомобили.
Русалки – это девушки, превращающиеся в рыб.
Сам Хлебников хотел превратиться в созвездие.
Созвездия, как считал Вальтер Беньямин, есть источник воображения.
Русские поэты-заумники не хотели говорить на человеческом языке.
Человечий русский язык погряз в пошлости и прошлости!
Так считал Кручёных.
Заумь – это нечеловечий нерусский язык: бескнижный и беспредметный.
В зауми слова не падают на голову, как топоры.
В зауми слова перепиливаются пилой.
Заумь не нуждается в клятвах и присягах.
Заумь – это летающие, как мошки, слова, а не Бог.
Иногда заумные словечки кусаются, а иногда просто зудят.
Заумь – слова, летающие как светлячки, прыгающие как кузнечики!
Заумь – слова, лишённые смысла, потому что смысл стал халтурой.
Заумники не хотели писать и издавать книги.
Они сочиняли гниги.
Илья Зданевич считал, что вся литература превратилась в халтуру.
Всё искусство – халтура.
Халтура – это слова, приспособленные к сюсюканью и понуканию.
Халтура – это вся современная культура, обслуживающая общество.
Общество, кстати, тоже халтура. Так считает Тиккун.
Вместо литературы нужно зудение, говорил Кручёных.
Зудение должно раздражать литераторов и показать им, что они – дураки.
Кручёных называл себя зудесником.
Он был не только шакалом, но и комаром.
А Михаил Ларионов придумал живописное направление лучизм.
«Лучизм – это почти то же самое, что мираж», – говорил Ларионов.
Мираж возникает в раскалённом воздухе пустыни.
Лучизм – это то, что видит в пустыне верблюд.
Лучизм – это солнечная паутина воображения!
Ларионов был солнечным пауком.
Важны не предметы, а преломляющиеся солнечные лучи.
О миражах, кстати, размышлял в «Иконостасе» и Павел Флоренский.
Серж Шаршун считал, что осьминоги более интересны, чем люди.
Живопись Шаршуна – живопись аксолотля.
А Павел Мансуров смотрел на мир, как устрица в очках.
Матюшин же разработал теорию «расширенного смотрения» дятла.
А Павел Филонов выращивал свои картины как кристаллы.
Как древесный лист вырастает из почки.
Ещё Филонов хотел быть пролетарием.
Пролетарий – это новое существо, вырастающее из старого человечества.
Пролетарий – это не рабочий, а мыслитель.
Так считали Лафарг и Бланки.
Русские авангардисты хотели мыслить!
Одним словом, авангардистам надоело человечество с его трудами.
Жак Каматт тоже, кстати, считал, что человечество заблудилось.
Поэтому авангардисты любили геометрию и зверьё.
Геометрия русского авангарда – это тайная тропинка к зверю.
Да