«Я мечтал быть таким большим, чтобы из меня одного можно было образовать республику…» Стихи и проза, письма. Артюр КраванЧитать онлайн книгу.
Едва освоившись в этой стране, он в очередной раз пытается заставить мир заговорить об Артюре Краване, и, кажется, ему это в очередной раз удаётся. Его мексиканский период очень удачно суммирует тот же Пикабиа в журнале «391»:
«Краван, преподаватель физической культуры в атлетической академии Мехико, собирается в ближайшее время выступить там с лекцией о египетском искусстве»[20]. Всё это время он пишет любовные письма Мине Лой. В 1918 году поэтесса приезжает, наконец, к Кравану, и они женятся. Вместе они путешествуют по Мексике, Бразилии и Перу. Мина Лой ждёт от него ребёнка, и они собираются уехать в Буэнос-Айрес, как вдруг Краван исчезает при невыясненных обстоятельствах. Мина Лой разыскивает его, но в итоге, потеряв всякую надежду, возвращается в Англию, где появляется на свет его дочь Фабьен.
Меж тем по Европе молниеносно распространяются слухи о смерти Кравана, в которую, по сути, никто не верит. Кораблекрушение, мафиозная авантюра, побег от полиции с перестрелкой, драка в баре – с каждым днём появляются всё новые и новые версии, имя Кравана обрастает легендами. Дадаисты пишут ему эпитафии и посвящают ему колонки в своих изданиях[21], и вскоре бунтарь-Краван, который всегда говорил, что «окультуриваться» не собирается, становится мессией авангарда. Взять, к примеру, хотя бы оду Кравану владельца нью-йоркской галереи Жюльена Леви:
«И вновь этой летней ночью в ателье Ива <Танги>, где мы говорили о тебе, ты в который раз, порхая, влетел через окно. Чтобы тебя сохранить, мы закрыли тебя в банке из-под варенья. Жан Кокто считал тебя гением, он возвёл тебя в рыцари своего Круглого стола. Марсель Дюшан думал, что ты один из Марселей Дюшанов»[22].
А сама жизнь Кравана постепенно превращается в точку отсчёта дада.
«Его жизнь, в той мере, в коей она участвовала в организации человечества, была жизнью призрака, появляющегося лишь в пред назначенный для него час», – пишет Мина Лой[23]. Знакомые Кравана утверждают, что в быту он вёл себя скромно, почти неприметно, и лишь оказавшись перед публикой, он превращался в хулигана и скандалиста. В итоге большинство окружающих видели в Краване дикаря – амплуа, которым он гордился и которое всеми силами старался поддерживать. Он говорил, что «всегда старался видеть в искусстве средство, а не цель», и потому не упускал случая рассказать о своих подвигах в письменном виде: автобиографичность его текстов имеет мало общего с классическим переплетением авторского «я» и персонажа. Для Кравана любая деталь из личной биографии – возможность громко заявить обществу о себе, своего рода хвастовство, переходящее в эпатаж. Краван – поэт, и первый номер «Сейчас» начинается стихотворением, где герой лирический предстаёт героем нового времени: путешественником, авантюристом, богачом, окружённым техническими новшествами и при том не теряющим связи с природой – это ли не любимая роль самого Кравана? Да, Краван – поэт, но не литератор: он презирает прозу, не признаёт академизм и, выбрав мишенью почитаемого и авторитетного писателя
Cм.: 391. № 8. 1919. P. 7.
Например, в выпуске журнала «Дада» (Dada. № 6. 1920. P. 2) два года спустя после исчезновения Кравана дадаисты публикуют текст под подписью Кравана, как дань уважения их предтече. В этом же номере имя Кравана фигурирует в списке «Президентов и Президенток Движения Дада».
См.: Cravan A. Op. cit. P. 229.
Цитата из «Колосса», см.: Cravan A. Op. cit. P. 251.