Медовый месяц в улье. Дороти Ли СэйерсЧитать онлайн книгу.
что ее готовы принять в семью. Бедная девочка, ей сейчас нелегко остаться одной против нас всех, когда она еще толком не уверена ни в себе, ни во всем остальном. Написала ей в Оксфорд, стараясь как можно убедительнее выразить, что я очень-очень рада, что Питер так счастлив с ней, и спросила, когда она будет в городе, чтобы я могла с ней увидеться. Милый Питер! Надеюсь и молюсь, чтобы она действительно любила его той любовью, в которой он нуждается. Я пойму это сразу, как ее увижу.
21 мая. После чая читала “Звезды смотрят вниз”[13] (N3: очень тоскливо и не то, что я представляла по названию, – наверное, я думала про рождественскую песнь, но сейчас вспоминаю, что это что-то связанное с Гробом Господним, – надо спросить Питера и узнать точно), и тут Эмили объявила “мисс Вэйн”. Была так удивлена и обрадована, что вскочила, совсем забыв про бедного Артаксеркса, который спал у меня на коленях и ужасно обиделся. Я сказала: “Моя дорогая, как приятно, что вы заглянули”. Она выглядела совсем по-другому, я бы ее не узнала, но я ведь видела ее пять с половиной лет назад, и едва ли можно ожидать цветущего вида от человека, сидящего на скамье подсудимых в этом унылом Олд-Бейли. Она сразу подошла прямо ко мне, встала, словно перед расстрельной командой, и отрывисто сказала своим необычным глубоким голосом: “Ваше письмо было такое доброе, я толком не знала, как на него ответить, и решила, что лучше приеду. Вы правда не слишком возражаете против нас с Питером? Просто я его ужасно люблю, и с этим ничего не поделаешь”. Тут я сказала: “Пожалуйста, любите его и дальше, потому что он очень этого хочет и он – мой любимый ребенок, хотя родителям не следует так говорить, но теперь я могу сказать это вам и очень этому рада”. Тут я ее поцеловала, а Артаксеркс пришел в такую ярость, что изо всех сил вонзил все когти ей в ноги, а я извинилась и отшлепала его, и мы сели на диван, и она сказала: “Знаете, я себе все время говорила по дороге из Оксфорда: если только я смогу посмотреть ей в глаза и все будет хорошо, то мне будет с кем поговорить про Питера. Только поэтому я не повернула обратно на полпути”. Бедное дитя, она и вправду ничего больше не хотела, она была как в тумане, потому что все произошло в воскресенье поздно вечером, и они полночи сидели в лодке и целовались как безумные, бедняжки, а затем ему пришлось уехать, ничего не устроив, и если бы не его перстень с печаткой, который он в спешке надел ей в последний момент, все это могло бы показаться сном. После того как она сопротивлялась все эти годы, она уступила сразу и во всем, как в колодец прыгнула, и теперь, кажется, не знает, что с собой делать. Сказала, что не помнит, чтобы когда-нибудь с раннего детства была так абсолютно и ошеломительно счастлива, и от этого ощущает внутри себя какую-то пустоту. Расспросив ее, я выяснила, что у нее буквально пустота внутри, потому что она, судя по всему, толком не ела и не спала с воскресенья. Послала Эмили за хересом и печеньем и заставила ее – в смысле, Г. – остаться на ужин. Беседовали про Питера, пока я чуть ли не услышала, как он говорит: “Мама, милая, это уже просто