Идеальные поломки. Альфред Зон-РетельЧитать онлайн книгу.
Проницаемость, обеспеченная этой пористой материей, не была равномерной, она скорее сказывалась на связях между частным и общественным, на «новых и непредвиденных сочетаниях»40, которые беженцы с севера уже не застали у себя на родине, но которые, впрочем, и здесь на юге при ближайшем рассмотрении обнаружили внутреннюю противоречивость своих крайних проявлений: жизненной пестроты и принудительного социального контроля. Дотошный наблюдатель обнаружит здесь «не девственный рай, но скорее отсутствие такового»41, а «молчаливый анархист»42 увидит в анархизме красноречивом «отражение своего воедино собранного внутреннего Я»43.
Замыслом рассказов «Транспортная пробка на Виа Кьяя», «Идеальные поломки» и «Восхождение на Везувий» (1926) Зон-Ретель обязан своим друзьям, знакомым и товарищам по литературно-философскому цеху: Беньямину, Кракау-эру и Адорно. Кракауэр также помог разместить «Идеальные поломки» в газете «Франкфуртер Цайтунг». В этих этюдах описан анархический образ жизни Неаполя и упорное сопротивление неаполитанцев социальному давлению со стороны Церкви, каморры и техники. Зон-Ретель наполняет понятие взаимопроникновения эмпирическим материалом. «В новых, непредвиденных сочетаниях»44 проникают друг в друга частное и общественное, сельское и городское (вспомним коров, обитающих на пятом этаже жилого дома), профанное и священное (образы Мадонны на неаполитанских улицах, украшенные лампочками, продолжавшими гореть, когда в остальных местах электричество давно вышло из строя), праздники и будни (когда в определённых кварталах, и только в них, справлялись праздники местных святых). Даже государственные законы перемешивались с не менее суровыми правилами каморры (Зон-Ретель настойчиво подчёркивает это, описывая свадьбу юного каморриста), а отпор строгим законам товарообмена набирает силу. Это сказывалось прежде всего в панибратском отношении к технике и святыням капиталистического товарного общества, господствовавшим в Неаполе 1920-х годов вопреки рудиментам феодального порядка.
Та же беспечность отличает неаполитанца и в его обращении с техникой. Такова его нещадно-ласковая эксплуатация механизмов в точном соответствии с инструкцией, ведущая к быстрому износу. Это вероломство неаполитанец обращает в свою великую удачу: он спасает обломки от разрушения, творит из них новую вселенную и тем самым достигает «утопически-всевластного бытия». «Колдовство, однако, всегда бывает обезоружено тем, что механизм ломается»45. Поэтому в Неаполе «механизмы <…> не могут образовать цивилизационного континуума, к чему они предназначены: Неаполь оборачивает их лицом вспять»46.
Если меланхолический творец аллегорий придаёт новое значение обломкам распавшегося мира, то отнюдь не меланхолический неаполитанец собирает из этих обломков новое функционирующее целое. И подобно тому как абстрактная составляющая товарообмена, которая, по Зон-Ретелю, гнездится не в головах участников этого обмена, но как реализованная абстракция становится частью их действий, так же и вновь создаваемый