Готика. Провинциальная версия. Константин Борисович КубанцевЧитать онлайн книгу.
Порфирьевич поежился. Он снова ощутил волну холода, не порыв холодного ветра, на этот раз нет. Нечто, что скопилось внутри его собственного тела, большого, тяжелого, прочного, некая не овеществленная субстанция поднялась вдруг на поверхность его кожи, вынесенная донным ледовитым течением, и захолодила, заморожила.
– И поэтому я настаиваю… Я хотел бы услышать вашу концепцию в целом, – произнес он глухо. – Детали меня не интересуют.
– Концепцию? Что-то вроде моего личного отношения к тому, чем мы с вами будем заниматься? Или я неправильно понимаю значение этого термина? Или речь идет о стратегии – стратегии предвыборной компании?
– Давайте не играть в слова, – произнес Максим Порфирьевич нервно. – Я сказал то, что хотел. И повторю. Извольте. Расскажите о своей… – на последнем слове он все-таки запнулся и произнес его уже не так уверенно, – концепции.
– Хорошо! Вникайте! – сохраняя веселые нотки в голосе, откликнулся Сергей. – В своей концепции я руководствуюсь логикой… нового города!
– Не ясно.
– Объясняю, – Сергей задумался лишь на мгновение. – Буйство цвета и красок, и непредсказуемое многообразие оттенков, что природа, мешая в своей фантастической палитре, щедро плещет, как из банной шайки, на неисчисляемое количество форм жизни – я не люблю. Но люблю города. Воплощение живого – в неживом, в мертвом, в камне, в песке – города. Города – суть геометрия. Числа, возведенные в пропорции; их соразмерность и эстетика, их красота и уродство, их подчинение долговечному рационализму и хаос временных целесообразностей; числа, преобразованные в звуки, в шум – города. Многомиллионные столицы – древние, как история Христианства или еще древнее, и крошечные поселения на побережье, забытые Богом, и неприступные крепости, чьи стены не раз бывали потревожены зычными звуками боевых фанфар – люблю. Потому что у каждого города есть душа, а в ней – симфония. Знаете, как строится город? Сначала – много, и больше, чем нужно, и все по правилам, и все по прямой. Потом начинают добавлять. И появляются новые улицы и переулки, площади и проспекты, банки и больницы, рестораны и кладбища – застройки ни к месту и невпопад, и где придется. И все меняется, перекраивается, возводится, достраивается и, одновременно, рушится, превращаясь в пыль и прах. И вот, в какой-то непредсказуемый момент времени степень энтропии перехлестывает через край, и процесс становится неуправляемым и… В итоге хаос, крах, смерть. И возрождение, что неминуемо следует за смертью. Вот концепция моей жизни, а значит и всего того, что я в ней делаю.
– Абсурд! Выдумали, да? – сердито бросил Максим Порфирьевич. – А я ведь о серьезном!
– А я повторю: не знать – в ваших интересах! И в моих. Хотя всего, конечно, не скрыть. О многом узнаете и скоро. Как без этого? Но помните, это знание будет давить на вас. Оно навалится на вас грузом, – Сергей сделал характерный жест – он будто сдавил меж ладоней воздушный шар, – тяжелым! Непомерным! Возможно, непосильным. Особенно он будет ощутим в последние дни. Но девять