Без начала и конца. Сергей ПопадюкЧитать онлайн книгу.
противников и сразу резко взмыла вверх, обрубив винтом развевающуюся розовую ленту. Это было так неожиданно и красиво, что зрители зааплодировали. Волгоградцы вырвали победу в самый последний момент, не имея, казалось бы, никаких шансов, в безнадежном положении, – молниеносным и точным маневром.
Потом мы поехали дальше, в Макарьев, – еще 200 километров, теперь уже все время на восток.
Стрекочущий говорок макарьевцев. Мелко нарубленные фразы с сильным понижением тона на конце, быстро следующие одна за другой.
– А он каждый вечер – пьяный. А я уж и в горсовет ходила. А там отвечают: ставьте перегородку. А я так несогласная. А я говорю: я лучше в Юрово к себе уеду. В самом деле! А он говорит…
– Парень-то он хороший, да нос у него говенный: всё в рюмку смотрит.
Одни гласные пропускаются, другие растягиваются.
– А где Евстолия-та?
– А она на речке полоска-ат.
Народ добродушный, приветливо-общительный, положительный.
Мы с Игорем вышли однажды из бани макарьевской. У двери на лавочке сидят мужики – распаренные, мокрые – рассказывают друг другу о том, кто как накануне за грибами сходил. Грибы и выловленная в Унже рыба – основные продукты питания; в магазинах – ничего, кроме водки и консервов. Но зато грибов в лесу – только ленивый не наберет. Все, кроме белых, считаются: поганки. На грибах и в войну выжили, потому что даже хлеба совсем не было.
И вот они беседуют о грибах. И еще о погоде: долго ли еще дождям идти. Мирно стрекочут между собой. Только один, в стороне, – то ли не в своем уме, то ли просто сильно пьяный человек – все какой-то вздор выкрикивает, не касающийся общего разговора. На него не обращают внимания. Но вот проходят мимо две девчонки. Им лет по пятнадцать, и они одеты по моде: короткие платьица, волосы распущены, голые плечики и загорелые стройные ноги. И неожиданно этот отщепенец начинает их обкладывать: вот, мол, бляди, заразы, стыд совсем потеряли и тому подобное, – правда, невнятно спьяну, хотя и громко. И тут вдруг общий мирный разговор сразу оборвался. Тяжелое молчание повисло. Оно длилось, это неодобрительное молчание, своим моральным весом давя отщепенца, а потом один из мужиков, не глядя в его сторону, раздельно произнес:
– Что за человек такой! Обязательно ему оскорбить надо…
И тот, отщепенец, – уничтожился. Его вдруг не стало. Совсем не стало, как будто и не было.
Макарьевцы (прелюдия и фуга)
Закусочная на окраине захолустного городка в одном из северных районов России. Стены бревенчатые, рублены «в обло с остатком», а столики пластмассовые, голубенькие, на тонких алюминиевых ножках, и такие же легкие, несерьезные стулья. Все аккуратно расставлено по местам и весело отражается в только что вымытых крашеных половицах. Раннее летнее утро. В закусочной пусто и тихо, только с кухни доносится погромыхивание переставляемых кастрюль. Немолодая буфетчица задумалась, выпрямившись над стойкой, отрешенно глядя перед