Хата за околицей; Уляна; Остап Бондарчук. Юзеф Игнаций КрашевскийЧитать онлайн книгу.
глаза его дико блистали, губы дрожали, на лбу выступили крупные капли пота, грудь тяжело и высоко подымалась, словно хотела разорваться.
Сели ужинать, цыган и ложки не обмакнул, а когда посуда была убрана, он снова начал ходить, молчаливый, мрачный, почти помешанный. Он бежал от порога в противоположный угол избы, но непреодолимая сила опять влекла его туда, казалось, он готов был отворить дверь, но рука судорожно опускалась, и он бросался назад. Глядя на него, можно было подумать, что гладиатор борется с диким зверем – так он боролся с собою.
– Послушай, Мотруна, – сказал он, наконец остановившись посреди избы, – цыгане могут испортить все дело. Я спешил окончить кузницу, надеясь, что в рабочее время народ волей-неволей придет ко мне с работой, а вот как эти бродяги расположатся здесь – всех заманят к себе, а нам пропадать придется.
– Отчего ты так думаешь?
– Те ничего не сделали, а я…
– И что же ты сделаешь? – спросила Мотруна, устремив на него глаза.
– Что? Я не знаю, – нерешительно отвечал Тумр, – пойду к ним, буду просить, чтоб ушли отсюда.
– Ты! Ты к ним! – крикнула Мотруна, вскочив со своего места. – Зачем? Они потащат тебя с собой, они забьют тебя, отравят, околдуют! Нет, нет! Я не пущу тебя… Ты не пойдешь?
Последние слова Мотруна произнесла с таким отчаянием, что Тумр, пораженный болезненным выражением ее лица, принужден был замолчать, но смертная бледность покрыла его щеки, он опустил голову, будто приговоренный к казни.
– Ну, так пропадем, коли ты мне не веришь, – произнес цыган, внешне совершенно спокойный.
– Я… я верю тебе, да как мне им поверить? Цыгане – народ мстительный, ты ушел от них – они тебе мстить будут…
Тумр язвительно усмехнулся.
– Много ты знаешь цыган! – сказал он медленно. – За что они будут мне мстить? Сколько цыган сидит на месте и пашет, а разве мстил им кто-нибудь?
– Ведь они колдуны, – перебила Мотруна.
– Против колдовства есть колдовство, – хмурясь, отвечал Тумр, – и моих глаз не выносил никто.
И он посмотрел на Мотруну этим непобедимым взглядом, она задрожала и опустила свои глаза, она почувствовала, будто горячее острие пронизывало ее сердце, будто тяжелая цепь сжимала слабую грудь и останавливала дыхание.
– Скажи лучше, что мне не веришь, – закончил Тумр. – А цыган тебе опасаться нечего. Между твоими страшнее жить, чем между ромами, однако ж я жив и здоров.
– Да зачем же ходить к ним? – умоляющим голосом произнесла Мотруна.
– Чтобы уговорить их идти дальше.
Мотруна не отвечала. Цыган посмотрел на нее, заметил слезы на глазах и снова начал ходить по избе, так бешено, что можно было опасаться за слабые стены мазанки, в которых он бился, как зверь, посаженный в клетку.
Тумр лгал. Не опасение остаться без куска хлеба призывало его к цыганскому костру, но сердце, не разум, но та таинственная сила воспоминания, которую ослабляет старость, ослабляет счастье. Тумру нельзя было забыть бродячего житья, огненных глаз Азы, цыганского котла, песен, голоду, преследования и мести.
Так