Лестница в небо. Сон Беатриче. Антон ПорядинЧитать онлайн книгу.
гда я вспоминаю только что виденный сон, пока его еще можно успеть вспомнить. Мы с отцом молча идем по мелкой протоке вдоль волжского плеса, мне шестнадцать лет и отец еще молод, в сетке бьется только что пойманная рыба, и рассветное солнце отбрасывает наши длинные тени. Никого нет, только солнце, низкий песчаный берег, в протоке сильное течение, вода струится вокруг моих ног, и мы молча идем с отцом все дальше и дальше, и в эту тишину вдруг врывается мелодия телефонного звонка – я машинально потягиваю руку и беру телефон.
– Андрюша, здравствуй, не разбудила? – Я слышу голос мамы.
– Нет, мама, – говорю я и понимаю, что голос звучит предательски сонно. – Наоборот, мне давно уже пора вставать, хоть и воскресенье.
– Я тебе звоню вот почему… Ты помнишь, что сегодня годовщина со дня смерти папы?
– Помню, – отвечаю. Сейчас опять начнется: почему же ты тогда не приехал, а он всегда так тебя любил. Собираюсь с силами, чтобы делать вид, что слушаю.
– Я так странно себя чувствую, – продолжает мама. – Знаешь, мне недавно снился сон, будто ты маленький и я тебя качаю, убаюкиваю, а на стене висит коврик, красный такой, и на нем черный волк. А в открытом окне два фонаря освещают огромный портрет Сталина на доме напротив. Тут я поняла, что это моя комната, из моего детства, мы тогда жили на Обводном канале и окна выходили на Варшавский вокзал. Мне давно уже не снилось детство… Так странно, вот я и решила тебе позвонить.
Я молча слушаю все это, потом отвечаю:
– Ну хорошо. Ты правильно сделала, что позвонила. Послушай, мам, мне надо будет уехать. Из Москвы и из страны, возможно. Это ненадолго, все успокоится, и я вернусь. Ты только не волнуйся, я буду в порядке и о тебе обязательно позабочусь.
На той стороне молчание, но недолгое.
– Я понимаю, – наконец говорит мама. – Это из-за завода, да?
– Из-за разных обстоятельств. Все будет хорошо, но сейчас мне лучше не быть в Москве.
– Ты только обязательно давай о себе знать, – вздыхает мама, как будто я уезжаю в турпоездку со школой.
– Да, мама, – успокаиваю я. – Конечно. Куда же я денусь. – И заканчиваю разговор.
Я стою во вполне предсказуемой пробке на Тверской, перед выездом на Пушкинскую площадь, только ее длина сегодня оказалась непредсказуемой, поток машин – от самого Охотного Ряда. Странно, учитывая то, что сегодня воскресенье и середина майских праздников. Наверное, пропускают какую-нибудь важную персону. Я ненавижу этих персон, этот город, эту улицу, вначале, во время первых моих приездов, похожую на главный проезд на ярмарке с киосками и назойливо кричащей рекламой, а после реконструкции последних лет напоминающую мемориальное кладбище. Вся Москва стала напоминать теперь мемориальное кладбище – чистое и неживое, быть главным проездом на ярмарке шло Тверской гораздо больше, хоть естественность какая-то была. Убогий город, убогая страна. Я в жизни совершил две ошибки: родился в России и вернулся сюда снова – зачем?! Не будет здесь ничего – никогда и ни у кого не будет, только тюрьма или бедность, а скорее всего, и то и другое вместе – бедность, подыхающая в тюрьме. Народ, который знает только силу и палку, который порождает только страх и ненависть, мне их совершенно не жалко, это быдло само все заслужило, а мне нужно отсюда только валить поскорей.
Ловлю себя на том, что взгляд лихорадочно высматривает что-то в зеркале заднего вида. Да, так и есть – два черных «Форда-Мондео» по бокам и чуть позади, любимая машина этих уродов из Следственного комитета или ФСБ. Может, это и совпадение, а если нет? Это так просто – на Пушкинской площади всегда наряд полиции торчит, перекроют движение, «Форды-Мондео» включат мигалки, и мой побег закончится, не успев начаться. Еще какую-нибудь статью напечатают: «Фигурант громкого дела пытался бежать, несмотря на подписку о невыезде». И подзаголовок типа «нечего миндальничать с коррупционерами», теперь такое в тренде. Володю жалко – если мой побег удастся, ему тоже достанется – за нас обоих. Ладно, неважно, сейчас не о нем надо думать.
Какое сегодня небо – ясное и глубокое весеннее небо, без единого облачка, расстилается впереди над Тверской. Наверное, впервые над Москвой такое небо, или я не видел его раньше, сидя дома взаперти, или просто не смотрел вверх. И первые запахи весны – даже на забитой машинами улице чувствуется ошеломляющая свежесть весенних запахов. Обидно будет, если все мои начинания бесславно закончатся в такой замечательный день. Похожее небо было в Нью-Йорке 11 сентября, и тогда тоже все говорили: какой погожий день! От этой мысли холодок пробегает по спине. Что за чертовщина, говорю себе, не нужно отвлекаться, так любая мелочь может помешать.
Поток начинает двигаться вперед на подъем, видимо там загорелся зеленым невидимый светофор. Я жму на газ, и «мерседес» срывается с места, я обхожу одну машину, другую, это, по-моему, называется «игра в шашечки», Californian style driving[2], запрещено, а плевать, как говорили раньше – повесить могут только один раз. Вылетаю на Пушкинскую площадь, патруль полиции в самом деле есть, но очень занят проверкой документов какого-то грузовичка и не обращает на меня внимания, передо мной пустая
Калифорнийский стиль вождения (