Журнал «Юность» №10/2021. Группа авторовЧитать онлайн книгу.
запомнилась эта «моя встреча с Ахматовой», такая, на мой взгляд, нелепая и даже смешная.
Ну, честно говоря, и Анну Андреевну я вскоре прекрасно поняла: она приняла меня за выскочку и фанатичку, верную заветам Ильича, которая носит пионерский галстук поверх не только школьной формы, но и свитера и джинсов.
Стихи с посвящением
А. А.
Я думаю – страдала ведь она
еще и оттого, что жизнь пресна,
что из красавицы, с ее таким особым
изгибом, шармом, линией крыла,
ее вдруг превратили зеркала
в старуху грузную с одышкою и зобом.
Ей, прежней, с электричеством в крови,
питавшейся энергией любви
и токами мужского восхищенья,
не просто так – забыться и забыть,
как кожу снять, как руку отрубить,
и пережить такие превращенья.
…Офелия плывет с венками ив.
А лирике грозит разлом, разрыв
материи – утратой героини.
Она утонет с песнями, а та,
что выживет на берегу, у рта
потерю выдаст складкою гордыни.
И все‑таки, минуя зеркала,
такую музыку она в себе несла!
Земля плыла, качались в такт кадила,
мир в жертвенной крови крутила ось.
Но с пением она прошла насквозь
плен времени и, выйдя, – победила!
История эта, однако, имела своеобразное продолжение.
Несколько лет назад Ирина Врубель-Голубкина, главный редактор журнала «Зеркало», подарила мне номер с последним интервью мемуаристки Эммы Герштейн, которое, судя по всему, было взято у нее не совсем обычным способом – то есть Эмма Григорьевна и не подозревала, что ее разговор записывают на диктофон, и поэтому говорила без обиняков. И уж – само собой разумеется – никто ей не предоставил расшифровку, которую она могла бы поправить. Не могу себе представить, чтобы эта достойная, церемонная, убеленная сединами пожилая дама могла бы себе позволить печатно обзывать «дураками» и «прохвостами» известных всему миру поэтов, литературоведов и общественных деятелей или во всеуслышание объявлять, что главной чертой характера Надежды Мандельштам была «подлость»… Словом, Эмма Григорьевна жгла.
В одном из пассажей она говорит о пребывании Ахматовой в больнице, куда та попала по собственному желанию сразу после ждановского Постановления, то есть году в 46-47-м. И как ей там было худо, в этой больнице.
Лежала она в одной палате – и далее цитирую: «с БАБУШКОЙ ОЛЕСИ НИКОЛАЕВОЙ (в скобках пояснение самой Эммы Григорьевны: “такая поэтесса христианская, русская и талантливая”). Она (бабушка) была женой или вдовой редактора “Известий”, коммунистка такая – когда кто-то приходил к А. А., она сразу говорила: “Дайте мне судно” – именно из-за того, что пришел человек».
От этого меня, конечно, передернуло: вроде бы как близко к тексту жизни – и при этом какая клевета! Всё – мимо, мимо, не туда!
Эмма Григорьевна жила в одном подъезде