Культурология: Дайджест №1 / 2011. Светлана ЛевитЧитать онлайн книгу.

рассматривают как болезнь жизни…4

Подход Макса Шелера, его описание нескольких «концептуальных кругов» во взглядах на человека представляет несомненный интерес. Тем не менее с этого пути, с «колеи» философской антропологии как таковой, нам (пока не поздно) следует свернуть. Опасения как бы этот путь не увел нас в сторону – отнюдь не беспочвенны. При всей значительности работа Макса Шелера – этот яркий пример философско-антропологической мысли ХХ столетия – не вполне отвечает нашим целям и задачам. Постулируя необходимость выхода за границы исключительно философских теорий о человеке, собираясь предпослать им историю самосознания человека, историю того, как он себя мыслил, созерцал, чувствовал, рассматривал включенным в порядок бытия, Шелер реализует это начинание, этот замысел, лишь отчасти. В конечном счете в фокусе внимания автора оказывается ряд религиозно-философских и научных доктрин. Снова и снова мы возвращаемся в сферу философских понятий и идей. Как ни актуальны они для понимания культурных образов мира, нам стоило бы пройти тот путь, на который М. Шелер направлял читателя в самом начале, заново… Представляя основные вехи в истории самосознания человека, надо попытаться выйти за границы философских понятий и религиозных доктрин в более широкое «поле» – область языковых и культурно-исторических концептов. Причем начать, по всей видимости, стоит с наиболее архаичных пластов в истории понимания человеком человека…

Прежде чем обратиться к исследованию образов «человеческого», и в частности к представлениям о человеке в архаике, необходимо сделать одно предварительное замечание. В работе мы постоянно будем использовать такие слова, как образ, понятие, концепт. На первый взгляд «концепт» – ровно то же, что и «понятие», последнее есть перевод латинского «conceptus». Однако в современной культурологической литературе это не совсем так. Когда речь заходит об исследовании концептов, первое, что нужно помнить, это то, что концепт отличается от абстрактного понятия (хотя абстрактное понятие может входить в содержание концепта). В концепте гораздо значительней, чем в абстрактном понятии, представлена лингвосемиотическая и образная составляющая. В связи с этим стоит привести слова М. Бахтина о том, что «художественное познание человека резко и принципиально отлично от его абстрактного познания, образ человека принципиально отличен от понятия о человеке. Образ не может быть нейтральным к формам “я” и “другого”, не может отвлечься от этих форм. Образ всегда видит и дает человека и изнутри… и извне, в своем кругозоре и в чужом объемлющем кругозоре (курсив наш. – Ю.А.) …Образ невозможен лишь при одной точке зрения. Сущность образа – в своеобразном сочетании “изнутри” и “извне” (овнешнение внутреннего и оживление внешнего)… Наличие во всяком образе человека точки зрения изнутри делает невозможным полное и предельное овеществление человека в образе»Скачать книгу

Там же. – С. 80–82. Практически одновременно с Шелером (в 1920-е годы) свой взгляд на понятие о человеке как homo faber излагал П. Флоренский. Его толкование понятия homo faber существенно отличается от позиции М. Шелера. «Человек, – пишет Флоренский, – есть “существо, построяющее орудие труда”. Он должен быть определен как homo faber, как ζωον τεχνικόν. Это не ново. Уже в конце XVIII века Вениамин Франклин определил человека как “животное, делающее орудия”, “the man is a tool-making animal”. Не следует смущаться словом ζωον и заподозривать в нем обязательный привкус эволюционизма. В отличие от слова “θηρ – зверь, bestia”, оно, подобно латинскому “animal”, означает всякое живое существо как таковое, и может относиться не только к зверям и скотам, но и к человеку, даже к существам горним… Херувимы называются в Священном Писании ζωον… а в определении, приписываемом Платону, сказано, что “τον θωόν ζωον αθάναθον ειναι”, то есть что “Бог есть животное бессмертное…” “animal immortale” – как гласит латинский перевод. Итак, в сочетании “животное, строящее орудия”, не “животное”, а именно его орудиестроительная деятельность ставит нам вопрос… Орудие есть искусственно выделенная часть среды, окружающей организм; …будучи внешним организму, она может соединять его со средою… “Мы можем с полным правом сказать, – развивает ту же мысль в 1855 году Герберт Спенсер, – что соответствие между организмом и его средою, в самых высших своих формах, выполняется при помощи дополнительных чувств и дополнительных членов. Все наблюдательные инструменты… суть искусственные расширения чувств, а все рычаги… суть искусственные удлинения членов. Увеличительное стекло прибавляет только одну лишнюю чечевицу к чечевицам, уже существующим в глазе. Лом представляет лишь один лишний рычаг, прибавленный к ряду рычагов, составляющих руку и ручную кисть”» (Флоренский П.А. Соч.: В 4 т. – М.: Мысль, 2000. – Т. 3 (1). – C. 383–384). Основываясь на идее о homo faber, Флоренский рассматривает мир техники в качестве органопроекции, т.е. как продолжение и усиление наших органов тела. «Техника есть сколок с живого тела или, точнее, с жизненного телообразующего начала. Живое тело… есть первообраз всякой техники» (там же. – С. 402).