Прошлое в наказание. Игорь ХаричевЧитать онлайн книгу.
Державное сознание, имперский синдром? Фантомные боли в давно ампутированной ноге? Похоже, большинство живущих в России, как и президент, воспринимают развал СССР величайшей трагедией двадцатого века. Не Первую мировую войну, унесшую миллионы жизней, не Великую Отечественную, обернувшуюся десятками миллионов жертв, а распад Советского Союза. Абсурд какой-то…»
С другой стороны улицы высилось здание Моссовета. В прежние времена я часто бывал там. Вспомнилось давние уже события – без малого четверть века минуло, это вам не шутка. Тогда, двадцать четыре года назад, всё развивалось бурно, стремительно, вселяя надежду. Меня не покидало ощущение музыки, сопровождавшей происходящее, вершившееся. Музыки разной – то величественной, то быстрой, суетливой; то трагичной, то веселой. Чаще – жизнеутверждающей, хотя далеко не все чувствуют это.
Любому ходу событий соответствует некая музыка – ее можно назвать естественной и ей легко находятся аналоги из того, что успели насочинять за многие столетия композиторы. Великие события рождают великую музыку.
Глава первая
Адажио
Он сказал: «Ты бы поосторожнее… там», и я глянул на него с таким удивлением, с каким, быть может, смотрели на Христа, совершающего чудеса, древние иудеи. Но мой двоюродный брат не был спасителем человеческих душ, не был кудесником. Впрочем, я никогда не знал, чем именно он занимается. Кроме одного: он работал там же, где и его отец, мой дядя. А в той организации ангелы сроду не водились.
Наши родители не поддерживали отношений. Хотя я знал, что у меня есть дядя, есть двоюродный брат, который немного старше меня, эта тема была запретной в нашем доме. Я с давних пор понимал, что ее не стоит затрагивать. Дядя и его семья существовали рядом в каком-то параллельном измерении. Ходили по тем же московским улицам, спускались на тех же эскалаторах в метро, смотрели те же фильмы в тех же кинотеатрах, дышали тем же воздухом. Но пути наши упрямо не пересекались. До определенной поры.
Однажды, когда я учился в девятом классе, меня познакомили с Эдуардом на вечеринке. Я смотрел на него с любопытством – плечистый, сильный, с мужественным, слегка насмешливым лицом. Похоже, и ему была небезынтересна моя особа. Но недоверие, вложенное родителями в наше сознание, сыграло свою роль: мы не пытались сблизиться ни в тот раз, ни позже. Правда, сведения как-то находили нас – меня, родителей. «Эдуард поступил на юридический», – сказала как бы между прочим мать. Это было давно. Мы ужинали в кухне, тесной, мрачноватой кухне родительского дома. «И этот туда же», – мстительно проговорил отец. «А может, он судьей хочет стать. Или прокурором», – возразила мать. «Чепуха. Тут всё ясно».
После окончания университета Эдуард исчез года на два: где он, что он, никто не мог сказать. Потом опять появился, и говорили, будто он – следователь в прокуратуре. Но отец был уверен – работает там, где и Васька, дядя Вася, Василий Иванович. Его родной брат, с которым он не желал иметь ничего общего. Через года три подтвердилось, что Эдуард