Потрошитель душ. Антон ЛеонтьевЧитать онлайн книгу.
стостью походившего ежели не на римско-католического кардинала, так по крайней мере на архиепископа Кентерберийского, не дрогнул ни единый мускул. Глядя на вышколенного бледнолицего дворецкого, облаченного в камзол и белые перчатки, нельзя было допустить и мысли о том, что он вообще в состоянии проявлять эмоции.
– Захар, я же просила, чтобы гостей было сколько угодно, но только не тринадцать! – продолжала в гневе графиня, и сквозь маску учтивости проступила ее подлинная сущность – капризной, алчной, упрямой особы, которая никогда своего не упустит.
Дворецкий поклонился, взглянул на лист пергамента, который она держала в руках, и почтительно произнес:
– Ваше сиятельство, не извольте беспокоиться. Секретарь господина Державина-Клеопатрова телефонировал около часа назад и известил меня, что его хозяин заболел и на суаре к вам, ваше сиятельство, прийти не сможет. Однако приношу прощение за то, что не сообщил вам об этом сразу же, ваше сиятельство.
Графиня вознамерилась было сказать какую-либо колкость – все же стоило проучить этого дворецкого, который в их доме лишь несколько недель, а ведет себя так, словно управляет всем и вся, – но в этот момент в зал влетела девчушка лет трех, прелестная, как ангелочек, и донельзя похожая на графиню, так что никаких сомнений быть не могло: это была ее дочь.
– Мамочка, мамочка, расскажи мне сказку! – затараторила девчушка, и графиня тотчас забыла о нерасторопном дворецком и аристократичным мановением руки отпустила его. Жест действительно более чем элегантный и в то же время изящный был заучен и отрепетирован графиней в те далекие времена, когда она играла роль любовницы-интриганки, метившей в жены Герцога в водевиле «Силы судьба непреодолимы». О какой она имела успех в этой постановке! И жест в итоге пригодился, ведь она стала женой дворянина – и пусть не испанского герцога, а российского графа, но все равно, все равно…
– Лизетт! Скажи это по-французски! – потребовала от дочки графиня, а когда малышка, вместо того чтобы сделать, как велела мать, вцепилась ей в шуршащие юбки и заревела, окончательно потеряла терпение.
– Мадемуазель Дрюо! Mademoiselle Drouot! – пронзительно закричала она. Когда на ее зов явилась запыхавшаяся гувернантка, пожилая дородная дама с тройным подбородком и родимым пятном во всю щеку (при выборе воспитательницы для дочери графиня проявила непреклонность, отмела всех более-менее симпатичных и молодых кандидаток и остановила свой выбор на этой особе, которая, помимо ряда блистательных рекомендаций и изумительного парижского выговора, обладала еще более важным качеством – была стара и страшна как смертный грех), графиня заявила:
– Мадемуазель, заберите Лизетт! И расскажите ей сказку!
Мадемуазель попыталась оторвать Лизетт от маминой парижской юбки, но девочка, которая пошла в родительницу не только внешностью, но и характером, заверещала:
– Мамочка, не хочу, не хочу! Расскажи ты мне сказку!
– Lisette, милая моя девочка, я расскажу вам сказку о Красной Шапочке… – заикнулась мадемуазель, но девочка захныкала пуще прежнего.
В этот момент донесся далекий звон дверного колокольчика, и графиня, которая была еще не до конца готова к встрече прибывающих гостей, вскричала:
– Lisette, крошка, сказку тебе расскажет мадемуазель Дрюо!
Она поцеловала девочку, которую гувернантка наконец отцепила от ее шуршащей юбки, и углубилась в мысли о том, какой из гарнитуров надеть – жемчужный фермуар, рубиновое колье или, быть может, недавний подарок мужа, редкостный бриллиант-солитер.
– Мамочка, не хочу, расскажи мне ты! Мадемуазель плохая, у нее в комнате плохо пахнет… И она не дает мне леденцы! – хныкала Lisette, а гувернантка пыталась отвлечь ее, начав рассказывать по-французски сказку о Le Petit Chaperon rouge[2].
Последующие двадцать минут графиня, поднявшись наверх, провела в своем будуаре, где, отворив вмонтированный в стену сейф, примеряла перед огромным зеркалом драгоценности. Она могла заниматься этим, без преувеличения, часами. Времена, когда ей нечем было заплатить за квартиру и приходилось делать то, о чем сейчас стыдно вспоминать, прошли, причем безвозвратно. Нет, что ни говори, но граф, ее супруг, был хороший и щедрый человек. Но…
Но ведь ему шел уже пятьдесят восьмой год! Лет тридцать назад, судя по старым портретам и дагерротипам, он был писаным красавцем, но теперь… А ведь она была молодая, чувствительная, красивая женщина! А вокруг имелось так много соблазнов…
Свой выбор она остановила на бриллианте, который, подобно одинокой звезде на ночном небосклоне, рассыпал в приглушенном свете свечей разноцветные блики. Графиня погладила его покатые грани и ощутила на шее приятный холодок. Никто еще не видел этого баснословно ценного подарка. Никто, кроме мужа, его преподнесшего…
А также ее Гриши, ее милого Гриши, с которым она предавалась греху в меблированных комнатах на окраине столицы, – и из одежды на ней оставался только этот
Красная шапочка (